Верность

Он отвернулся. С самодовольным видом развязал пояс халата. Стоя ко мне спиной, снял халат. Я смотрю, а он совершенно голый. И даже со спины вижу, как он доволен собой. Вижу, у него на спине волос растет. Думаю: «Ах ты, сморчок!»

Он повернулся, увидел, что я и не думаю раздеваться.

– Ты что, свинарка?!

Но не успел он договорить, как повалился на пол, схватившись за своё мужское достоинство. Извините, ребята, что я так…

– Ах ты… Да я тебя, сука! – закричал он, но снова не успел договорить – получил ещё порцию.

Когда отдышался, опять хотел что-то сказать, но тут я руку его левую взяла, слегка развернула, а у него глаза на лоб полезли. Орать он боялся из-за своей матушки, чтобы не разбудить. Держа его за руку, я достала зачётку и направление из деканата.

– А теперь вот здесь, гнида паршивая, поставь мне пятёрочку, иначе от третьего удара станешь евнухом, и никакая тебе потом девочка не поможет восстановиться.

– Да я тебя… – никак он не хотел успокаиваться. Пришлось ему маленький болевой шок устроить.

Когда он из этого шока вышел, то на меня уже смотрел с опаской. Я подала ему ручку, но продолжала держать за кисть левой руки. Он мне поставил в зачётке «отлично», расписался. На листике-направлении также поставил «отлично» и расписался. Я спрятала зачётку в карман.

– А это тебе подарок ото всех, гнида, кого использовал!

С этими словами я залепила ему в глаз. Как говорил мой учитель, от этого долго будет на роже синяк. Я повернулась и ушла. На лекции потом эта гнида не явилась. Две недели нам читал другой преподаватель. Когда вышел этот, я села в первый ряд. Сидела и ухмылялась ему в морду, в рожу смеялась, лекцию не писала. Он выдержал мою ухмылку ровно десять минут, затем сказал, что лекция отменяется, и смотался. Больше он в нашем институте не преподавал.

Меня ещё некоторые пытались таким образом затащить в постель. Один, правда, симпатичный был преподаватель. Это когда уже спецпредметы пошли. Он попытался, но я уже опытная была, сказала ему, что если не хочет евнухом стать и с разбитой рожей ходить, то пусть и не пытается. Причём это было сказано так, что ещё несколько студенток слышали. Очевидно, это его унизило и оскорбило.

Я, естественно, продолжала делать упражнения, иногда приходила в спортзал. Преподаватель мне ещё несколько приёмов показал, я их отрабатывала добросовестно.

А однажды, когда я поздней осенью возвращалась домой, мне нужно было пройти через тёмный двор. То ли от этих занятий, то ли от постоянного напряжённого состояния я почувствовала, что меня там подстерегает опасность. Причём я же ничего не видела, но чувствовала всем телом. Из двора выходили какие-то двое. За ними шли ещё кто-то в паре. Я сразу представила, что вот один сейчас отстанет, второй поставит мне ногу, и вместе они меня куда-нибудь утащат. Я испугалась, но пошла. Всё действительно так и произошло. Но в тот момент, когда один из них подставил мне ногу – того я сразу ударила в пах, а тот, который должен был меня толкнуть, в другое место получил. Оба свалились. Я повернулась к тем двум, которые должны были меня подхватить и тащить. Они опешили, что их два дружка свалились. И вдруг среди этих вижу того преподавателя, которого раньше предупредила. Я ему так и говорю:

– Я же вас предупреждала.

И наношу хороший удар от всей души! И его товарищу заодно. Они с воем свалились. А я спокойно пошла домой.

Через день я его встретила, поинтересовалась, как себя чувствует, а он ответил:

– Ты, сучка, поплатишься за это!

И в самом деле, чуть не поплатилась. Я вела себя осторожно, но осенью темнеет очень рано… Всё равно приходится идти домой через плохо освещённые дворы. Поджидали меня опять двое, но теперь уже с ножом. Не сам преподаватель, а, очевидно, кого-то нанял. Но у меня уже было много отработанных приёмов, так что хоть я и испугалась, но и из этой ситуации вышла нормально…

– Вот такие случаи были. А почему, как вы говорите, я себя так сохранила? Не знаю, мне кажется, это из-за упражнений, которые я делала по самиздатовской книжке. Они сохраняют здоровье, закаляют тело, хотя сами по себе очень простые. Они рассчитаны на работу мышц, дыхания, внутренних органов. Каждое утро, после того как сделаю упражнения, чувствую себя словно очищенной от шлаков и прочего. И даже от скверных мыслей. Быть может, такой образ жизни и поспособствовал тому, что я, по вашим словам, «законсервировалась»…

Я слушал её и думал: «Редкий у неё образ жизни, как у йогов…».

– Ты йогой занималась? – спросил я.

– Не знаю, можно ли назвать мои утренние и вечерние упражнения йогой… Но то, что он меня обучил боевому искусству – это точно. С несколькими теми приёмами, которыми я свободно владею, сейчас каратисты выступают. Но некоторые приёмы, которым он меня обучил, я ни разу не встречала нигде. Если бы мне пришлось выступать против каратиста, то я бы, наверное, их чемпиона уложила. Но у нас был уговор: не применять и не показывать – только в целях самообороны.

– А почему ты замуж не вышла?