Верность как спасение

Потом открылась дверь ее квартиры, вошли жертвы — герои ненаписанного материала. Они ждали от нее спасения. А Кате стыдно было признаться в своей слабости. Она не сделала чего-то самого главного. Она вырвалась из квартиры, она с кем-то спорила, кому-то даже угрожала. Она должна была выйти на окончательную, безоговорочную свободу. И там узнать правду. Но ей все мешали пробиться к двери. И Катя открыла чей-то забитый всякой дрянью холодильник и попыталась выйти через него. Сон был хороший: у нее получилось. Она оказалась в пустом и темном дворе. И увидела уходящую фигуру Марины. Над головой Марины встал молодой месяц, как корона. Но Кате опять помешали догнать подругу. На пути вдруг оказалась высокая фигура мужчины с метлой. Он был странно похож на министра иностранных дел. Он грустил, жаловался и рассказывал о любви к своей дочери.

— Пустите, какая ерунда, господи, — нетерпеливо воскликнула Катя.

И побежала не за Мариной, а домой. Там уже никого не было, она спокойно нырнула под одеяло, в ладони Виктора, замерла в ожидании поцелуя…

Проснулась.

«Только мне такое могло присниться, Витя», — пожаловалась она ему и затосковала оттого, что наяву его найти днем невозможно. И вспомнила Марину в черном наряде, и стерла с глаз опасение, что сон к беде. Катя была по мелочам суеверна.

На часах был полдень. Нормальное начало Катиного рабочего дня. Она надела на голое тело самый легкий и удобный из своих халатов, вошла на кухню за основной, рабочей, большой чашкой крепкого черного кофе. Задумчиво посмотрела, как за окном раскаляется день, он и сам не знает, что принес людям.

Катя подумала, не позвонить ли Марине, но тут же отказалась от такой мысли. Реального повода нет, незачем отвлекать ее от работы. А если что… То, как говорила бабушка, у беды длинные ножки, найдет сама.

На тумбочке позвонил телефон. Это был особый номер — только для работы. Катя дотянулась до него и сразу сказала:

— Доброе утро, Анатолий Захарович.

Это мог быть только заведующий ее отделом Опалов — известный журналист, нервный и беспокойный человек, которого в отношении Кати постоянно раздирали противоречивые чувства. Она ему страшно нравилась и в такой же степени раздражала. Он нетерпеливо ждал ее материалов, был готов исключительно к запредельно высокому уровню, впадал в ярость от самых незначительных проколов, а за какой-то логический сбой готов был убить сразу на месте. И пока она переделывала проблемное место, Анатолий Захарович, задыхаясь, жевал зубами одну таблетку валидола за другой и не был в состоянии ни на что отвлечься. Потом, перечитывая правленый материал, мог прослезиться самым откровенным образом и исколоть ее нежную щеку своей щетиной, которая появлялась в течение нескольких часов рабочего дня. Эта щетина тоже была нетерпеливой.

— Утро?! — саркастически воскликнул он. — Я не могу поверить! Неужели ты в такой день могла спать до обеда, как всегда? Я жду материал, они ждут материал, все люди, которых я держу, ждут этот материал! Ты что, еще не начинала?!

Катя слушала его возбужденный монолог, видела в воздухе его любимые знаки препинания — восклицательный и вопросительный, чтобы обязательно рядом. Ждала не паузы, а спада интонации. Опалов уже устал от себя, ему уже нужны ее объяснения, оправдания, обещания. Готов к самому неприятному повороту: она сегодня не успеет сделать. И надеется, что все же сумеет ее заставить. Катя говорит спокойно, очень лаконично, для убедительности оперирует цифрами. Столько будет страниц, столько использованных источников, столько цитат из интервью с героями — все уже готово в голове. Осталось только записать. Это три с половиной часа. И вывод. Это самое главное. Мысль ясна, нужен особый, убийственный поворот. Чтобы читатель ахнул и вернулся к началу. На это еще час.

— К концу рабочего дня пришлю.

— У меня нет конца рабочего дня, — говорит уже примирительно Опалов. — Старайся, не спеши. Как же мне с тобой не повезло. Ты такая талантливая и невозможно красивая, и все это просто убивается твоей ленью. Я истерзан твоим отношением и твоим существованием. Но я верю, что ты не подведешь. Ты понимаешь, что мы сегодня запустим бомбу?!

— Конечно. До связи.

Катя ставит в посудомойку чашку, делает глубокий вдох и возвращается в комнату, в ее священный угол, где она делает самое главное в жизни. Работает. И пока она преодолевает эти метры, совершается главное чудо ее жизни. Это тяжелое и совсем не радостное чудо. Нежная, томная, благоуханная и спокойная, как ночь, женщина в конце короткого пути станет бойцом, трибуном и мстителем. Защитником всего, что нуждается в защите. Она сделает все как нужно, как хочет Опалов. И будет бомба, и будут любые последствия. И Катя испугается задним числом даже за собственную жизнь, за мамино здоровье. Но это порядок вещей. И его изменить невозможно.