Однажды, когда малютка, покапризничав, наконец-то уснула, Сабина тихонько вышла из спальни. Тоска нахлынула на нее с небывалой силой, слезы застлали глаза. Она брела по дому, спотыкаясь и не узнавая ничего вокруг, пока не попала в покои, куда и впрямь раньше не захаживала. Это была небольшая, но очень уютная комната с Одним-единственным окном, в которое сейчас заглядывали последние лучи заходящего солнца. Дорогой кремовый шелк на стенах, вобрав в себя остатки дневного света, переливался дивным сиянием. На полу огромный ковер напоминал цветочную полянку, посередине стоял низенький столик с серебряным кувшином, вокруг - множество разноцветных подушек.
Два увесистых бронзовых шандала напоминали стражников, застывших у дверей. Сабина заглянула за тяжелый занавес, отгораживающий часть комнаты: похоже на место для музыканта.
«Любовное пристанище!» - догадалась она. При этом виконтесса даже не подозревала, что именно тут ее Габриэль когда-то впервые миловался с Хайфой.
Комнату в самом деле окутывала некая романтическая аура, поэтому Сабине захотелось здесь остаться. Она подошла к окну и, пытаясь забыть последние горестные открытия, углубилась в воспоминания о ласках Габриэля, его дразнящих руках, жгучих поцелуях…
- Сабина, это вы? - раздался голос Алексея.
Уже совсем стемнело, и, повернувшись, она увидела лишь его силуэт в дверном проеме.
- Да, я. Рядом шандал. Принесите огня.
Алексей принес горящую лучину и зажег толстую свечу.
- Опять плачете? - Он подошел ближе.
В его приглушенном голосе еще отчетливее слышалась бархатная хрипотца. Сабина промолчала, продолжая смотреть в ночь. Слезы обиды обжигали глаза, ледяное отчаяние скручивало внутренности в болезненный узел.
- Мне так одиноко, - уныло прошептала виконтесса.
Алексей приблизился к ней сзади и, обхватив ладонями женские плечи, вдохнул аромат розы на ее волосах. Что-то забормотал о своей любви, о том, что она больше никогда не почувствует себя одинокой, потому что он всегда будет рядом с ней. Но Сабина, не разбирая слов, слушала лишь успокаивающую мелодию его красивого голоса. Как давно она не ощущала на своей коже горячего мужского дыхания! Наклонившись, Алексей поцеловал ложбинку у основания ее ключицы, и мурашки сладостной истомы пробежали по спине Сабины. Она непроизвольно наклонила голову, подставляя длинную шею для поцелуев, и мягкие теплые губы тут же заскользили по ней. Волна желания заплескалась внизу живота, отзываясь пульсирующим ритмом в сокровенных местах.
Сабина не заметила, как развернулась в руках Алексея и его жадный рот прильнул к ее губам. Ловкие мужские пальцы быстро справились со шнуровкой на вороте камизы, и вот уже его ладонь настойчиво ласкает ее грудь. Руки сильные, убедительные. Но торопливые поцелуи зачем-то поспешили вниз, к ладони.
«Быстро, слишком быстро, - пронеслась недовольная мысль в одурманенном мозгу виконтессы, - впопыхах, как будто ворует. Габриэль всегда ласкает неспешно, доводя меня до полного…»
Образ мужа вмиг отрезвил ее.
- Габриэль! - громко выкрикнула Сабина, как всегда кричала в моменты острой опасности.
И с силой оттолкнула Алексея. Тот еле устоял на ногах.
Алексей увидел в женских глазах безысходную вину, но не ему предназначался этот взгляд. Полыхнувшее бешенство исторгло из его груди рычащий стон, и Сабина сжалась, словно опасаясь его удара. Он и впрямь почувствовал, что способен ударить. Приласкала и тут же сбросила наземь, будто надоевшего кота! Мужчина быстро опустил голову, чтобы скрыть бурлящие в груди чувства. Прочь отсюда, пока гнев не прорвался наружу непоправимыми словами или чем-нибудь похуже. Задев плечом Сабину, он вылетел из комнаты.
Сабина всю ночь не могла уснуть. Сердце саднило от чувства вины перед Габриэлем и Алексеем. Надо же, из-за обиды на мужа она позволила похоти взять над ней верх! Чуть Габриэлю не изменила и Алексею причинила боль.
Под утро она все же заснула. Сквозь тяжелую дрему Сабина услышала плач дочери, но свинцовые веки никак не желали подниматься. Когда ей все же удалось разлепить глаза, Элиан уже довольно сопела, припав усердным ротиком к тяжелой груди кормилицы. Будучи беременной, Сабина намеревалась сама кормить грудью дочь: здесь было далеко от светских условностей и она могла бы насладиться всеми прелестями материнства. Однако из-за тяжелой родильной горячки, чуть не отправившей ее на тот свет, молоко пропало.
Свесив ноги с кровати, виконтесса с улыбкой смотрела на дочь, так похожую на Габриэля. Мечтала… И вдруг вздрогнула, будто услышала мощный раскат грома прямо над головой. В сознании молнией сверкнула мысль. Сабина отчетливо поняла (не почувствовала, а именно осознала, словно увидела воочию): между ней и мужем кто-то старательно вбивает клин. Их намеренно ссорят! Может, Хайфа из ревности или та наложница в Константинополе, а может, Малик, которому понадобился разлад между супругами как часть какой-то многоходовой комбинации. Не бывать этому! В юности они с Габриэлем уже стали жертвами чужой интриги, больше Сабина не позволит себя одурачить.