Вернулся солдат с войны

- Что дальше делать? - Камилю не терпелось моих дальнейших указаний.

- Проволоку затачивай.

- Обо что?

Правильней всего затачивать проволоку об бетон или, на худой конец, об штукатурку, но я сам видел как Камиль ловко раздобыл этот кусок проволоки, заново оценил его выдающиеся физические данные, и понял, что он выточит иголку за пару минут. Это слишком быстро.

- Как "обо что?", - я посмотрел на Камиля как на младенца, не понимающего элементарных вещей "как в тюрьме изготовить иголку", - об книжку, конечно

Мы с Камилем выбрали подходящую толстую книжку, раскрыли ее и Камиль стал тереть ржавой проволокой по обратной стороне обложки. Ржа отходила и проволока начинала блестеть. Это воодушевило Камиля - результат был виден невооруженным глазом. Только что проволока была ржавой и вот теперь один ее конец отлично блестит. Если тереть долго сталью по бумаге, то сталь сотрется до необходимой нам толщины.

Два часа работал наш Камиль как заточной станок.

Сталь блестела, но не убывала сколько-нибудь заметно.

Камиль не устал ни капли и продолжал отчаянно втирать стальную проволоку в бумажный переплет.

- О бетон быстрее будет, - сжалился над ним Альфред.

Камиль посмотрел на меня, ожидая разрешения.

- Давай о бетон, - разрешил я, - Об бумагу мы потом доводить будем.

В самом деле, минут через десять Камиль выточил из проволоки отличную, тонкую иголку, тоньше швейной, то, что надо для татуирования.

- Что дальше? - не унимался Камиль.

- Бери пепельницу, - я указал на одну из консервных банок, стоявших на общаке, в которые стряхивали пепел и складывали окурки, - Вымой ее как можно чище.

Собственно, основное было сделано. У нас была иголка и сажа. Оставались пустяки. Я оценил чистоту вымытой Камилем банки и остался ею доволен:

- Ссыпай сюда свою сажу. Только не всю. Половину.

Сажа была ссыпана Камилем с аптекарской точностью.

- Что дальше? - Камиль, предчувствуя близкую награду в виде татуировки, изнемогал от нетерпения.

- Иди на дальняк, ссы в банку. Только не до краев. Нам чернила развести надо.

- Может, водой лучше? - усомнился Камиль.

- Моча - антисептик. Водой мы тебе заражение занесем. Нам сажу нейтрализовать надо.

Камиль пошел с банкой на дальняк и больше мне не возражал.

- Что колоть будем, малай? - спросил я его, - Какой рисунок? Голую бабу? Или череп?

Татарин был не дурак - черепа и голые бабы его не интересовали. Эскиз будущей татуировки у него родился в голове, не только что, а еще когда его конвой на тюрьму вез.

- Мне надо полумесяц, звезду и АЛЛА САКЛАСЫН.

- Пиши по-татарски, - я протянул Камилю листок бумаги и ручку, - чтоб без ошибок, а то потом не сотрешь.

Камиль написал на бумажке:

АЛЛА САКЛАСЫН

Что в переводе на русский имеет аналогом

СПАСИ И СОХРАНИ

Вполне себе нейтральная, пожалуй даже мудрая надпись. Гораздо умнее, чем "не забуду мать родную" и "раб КПСС".

- Снимай майку, - приказал я Камилю, - Бери мыло, иди к умывальнику, мыль себе грудь в каком месте тебе нужно колоть

Пока Камиль послушно намыливался, я на чистом листе бумаги жирно ручкой в зеркальном отражении переписал два заветных слова, добавил к ним одно слово от себя и в зеркальном же отражении подрисовал исламский полумесяц с четырехглавой звездой между рогов. Приложив бумагу к намыленной груди Камиля и аккуратно придавив ее, мы получили готовый типографский оттиск:

АЛЛА БОРИСОВНА САКЛАСЫН

и полумесяц со звездой

Оставалось только проколоть по этому оттиску.

Для впитывания краски, вокруг острия изготовленной Камилем отличнейшей иголки я обмотал витков сорок обыкновенных ниток. Теперь, макая иголку, как кисточку, в краску из мочи и сажи, я спокойно набил на груди Камиля правильную арестантскую татуировку.

Благодаря мне одним поклонником у Пугачёвой стало больше.

Прошу заметить, что мы не стучали в кормушку, не подзывали дубака и не просили у администрации иголку, нитку и тушь. Мы всё это сделали сами, без мусоров.

Поэтому, татуировка получилась - правильной.

Кошерной.

По всем Понятиям.

Брезговал ли я иметь дело с чужой мочой?

Будь мне восемнадцать лет, я бы пожалуй, действительно, побрезговал. Но после двух лет в армии, да еще и в Афгане, мои Понятия о "чистом и нечистом" существенно поменялись.

Камиль посчитал, что ему нужна татуировка. Я посчитал, что он имеет на это право, поддержал его, и потому не брезговал, что это было нужно.

Не было бы нужно - стал бы я с мочой возиться?

Камиль стал мне товарищем.

Больше того, Камиль стал мне младшим братом - я узнавал в нем Аскера.

Добрый, наивный, ничего в жизни не видевший, кроме Белозерья, он нуждался в советах старшего товарища. Попади он в другую хату, из него могли бы сделать "порядочного арестанта", то есть бесполезного для общества, на весь свет обиженного дармоеда, вроде Сироты. На его счастье, он попал в Три Пять, где основной тон задавали люди, отслужившие в Советской Армии и имеющие твёрдые Понятия о добре и зле, во многом совпадающие с Воровскими Понятиями, но во многом же и отличные от них.