Вернулся солдат с войны

На строгом полы мыли те, кому делать нечего, а "делать нечего" было всем. То есть три раза в день - это минимум. Потому что, когда "делать нечего" - это скучно, а когда "помыть полы" - это хоть чем-то себя занять плюс немного физкультуры.

Тесно у нас.

Очень тесно. Негде шагу ступить. Помывка полов - хоть какое-то движение, потому что прогулки недостаточно. Организм требует движения, а двигаться негде. Вместо движения мы моем полы.

Без всякой очереди.

У нас всегда чисто и мы ходим не в тапочках, а босиком.

Когда Фаттиху или мне требуется позаниматься физкультурой, мы просим сообщество не курить и сообщество не курит. Мы отжимаемся, приседаем и качаем пресс в не прокуренном помещении при открытых окнах. После физкультуры у нас водные процедуры - обливание из тазика, после чего мы снова моем полы.

Я не знаю с чем сравнить Строгий.

Санаторий?

Дом отдыха?

У нас всегда чисто и всегда тихо.

Щекотливые разговоры избегаются.

Зарождающиеся конфликты гасятся шуткой и забываются.

Мы здесь не для того, чтобы отношения выяснять, а чтобы отбыть свой срок и выйти на волю. С кем-то мы попадем на одну зону, с кем-то нет. Это значит, что отношения мы продолжим на зоне все следующие пять лет и ни к чему портить эти отношения на тюрьме из-за какой-то ерунды.

Делается смешно, когда я вспоминаю свои детские страхи перед тюрьмой. Боже мой, как я боялся тюрьмы! Чуть раньше я боялся Шибиргана, а еще раньше - Армии. Мы боимся того, чего не знаем, а окунувшись с радостным удивлением открываем для себя всемирный закон: "как ты к людям, так и люди к тебе". Везде - люди. И в Шибиргане, и в тюрьме. Хотел татуированных уголовников с рандолевыми зубами - они в пределах досягаемости, только руку протяни. Бок о бок из недели в неделю мы тремся друг о друга. В карты меня никто не проигрывал и не собирался. Вообще никто никого в карты не проигрывал и на кон не ставил.

С теми картами вообще вышел анекдот.

Так как я не сопливый пионер, а настоящий строгач, то я решил это показать всей хате.

Отогнал коня - не впечатлило. Все умеют гонять коней.

Прикурил от лампочки - не впечатлило. Все умеют прикуривать от лампочки, когда спичек нет.

Замастырил бульбулятор - не впечатлило. Все умеют делать бульбуляторы из двух лезвий.

За что бы я не брался - это умели делать все. Все отсидели по пятнадцать-двадцать лет и больше, удивить их сложно.

Тогда я решил слепить стиры. Не для понта, а что бы были. Шахматы и домино тоже надоедают, а тут можно будет в картишки перекинуться на присядки.

Если честно - знаю я пару-тройку вольтов. Всё-таки на хулиганской окраине вырос. Стасовать по-хитрому, карточку передернуть, раздать нужные карты в нужные руки. Хотел этими вольтами перед строгачами блеснуть: "смотрите как я умею не ронять колоду при тасовке!".

Для начала я запросил у дубака тридцать листов писчей бумаги, сказав, что буду писать заявление прокурору. Дубак пожадничал и дал только двадцать листов, хотя мне нужно было восемнадцать - я всё уже подсчитал. Из одного листа получится шесть аккуратных стир. Тридцать шесть делить на шесть равно шести. Стира трехслойная. Шестью три - восемнадцать.

Бумага, которую выдавали заключенным для написания жалоб и заявлений, мало отличалась от оберточной и была та, что надо для изготовления стир - грубая, толстая.

Фаттих, Муля и Ушак не одобрили моего начинания, как глупое и ненужное нарушение режима содержания под стражей. Зато Мазяр с азартом взялся мне помогать и то и дело спрашивал:

- Что нужно делать?

Я вручил Мазяру свой носовой платок и попросил его растянуть над шлёмкой, которую поставил на общак. Мазяр растянул платок самым добросовестным образом. Через этот платок я протер намоченный черный хлеб, откидывая сухой остаток и добиваясь, чтобы в миску просачивалась жидкая клейковина.

Так у нас получился клейстер.

Двадцать листов бумаги были разрезаны напополам.

Дальше я брал три листа, промазывал их клейстером и, сложив конгруэнтно, засовывал обсыхать в толстую книгу. Когда книга была заполнена тринадцатью склеенными листами, поднял общак и положил под него книгу как под пресс.

Пусть сохнет.

Пока я занимался производством картона, Мазяр из фольги от сигарет мойкой вырезал аккуратные трафареты для набивки мастей.

Книга пролежала под прессом два дня и мы вынули из нее отличный картон, который даже не повело при сушке.

Разметив простым карандашом по линейке, которую мне заменила твердая обложка книги, я вырезал из картона тридцать девять одинаковых прямоугольников, а Мазяр осколком стекла причесал колоду.

Самый строгий ОТК показал бы, что прямоугольники абсолютно равны между собой, как только что с конвейера.

Ушак запросил у осужденных жучек губнушку, а Муля развел чернила. Мы с Мазяром на пару набили масти через трафарет - я набивал синие масти. Мазяр - красные. Потом Мазяр пошел спать, а я зубной щёткой нанёс рубашку.

Вуаля!

У меня есть колода стир в тридцать шесть листов.

Не краплёная, самая честная колода стир системы "Пулемёт".

С тех пор я не играю в карты.

Ни на присядки, ни на интерес, ни без интереса.

Не "не беру в руки карты", а "не играю".