Вернусь, когда ручьи побегут

«На крыше тебе сидеть! Одной. И ныне, и присно, и во веки веков!»

«Нет!!!» – кричу в отчаянии и яростно отталкиваюсь посиневшими ступнями от скобы водосточной трубы, пытаясь подтянуть ноги. Теряю равновесие. Хватаюсь обеими руками за железную воронку. Труба изгибается со скрежетом, отделяется от стены и начинает медленно падать вместе со мной…

На-а-дя-я-я!

* * *

– Ну что ж ты кричишь-то? Здесь я, здесь, – послышался хрипловатый Надин голос из-за спины. Александра вздрогнула, обернулась и увидела стоящую в кухне Надю – заспанную, в накинутой поверх ночной сорочки ажурной шали.

– Надя?! – обомлела Александра. И по-детски протянула к ней распахнутые руки – Ты не уехала вчера! Какое счастье!

– Как видишь, – сдержанно сказала Надя, присаживаясь к столу.

Рядом с Александрой стояла пепельница с окурками и чашка с недопитым кофе. Коричневая кофейная лужица растеклась по пластиковой столешнице. – Давно проснулась?

– Вообще-то давно, – замялась Саша, – вот сижу тут… – Она растерянно обвела рукой вокруг себя.

Пару секунд Надя изучала припухшее несчастное Сашино лицо. В одном ухе болталась, подрагивая, жемчужная сережка, вторая – отсутствовала. Из-под расхристанного ворота старенького махрового халата наивно выглядывала нарядная нитка бус, не снятых с вечера. Саша перехватила Надин взгляд и запахнула воротник у горла. Рукав халата задрался, и на руке обнаружилась сине-лиловая отметина – след вчерашней борьбы с балконной дверью и последующего падения.

– Опять на крыше сидишь? – поинтересовалась Надя устало. – В обнимку с водосточной трубой?

Александра понуро кивнула.

– Тебе уже разряд по верхолазанию пора давать. – Надя погладила ее по волосам, тягостно вздохнула, встала, убрала грязные чашки со стола, выкинула окурки из пепельницы, протерла тряпочкой кофейную лужу: Надя твердо верила, что чистота и порядок окружающего пространства не только сами по себе хороши, но еще и лечебно воздействуют на больную душу. Внешний же хаос только усугубляет внутренний. – Давай уже спускаться на землю, – сказала она, вытирая руки кухонным полотенцем и аккуратно раскладывая его на сушилке. – Для начала тебе надо поесть. Вчера ни черта не ела, так все на тарелке и осталось. Оливье будешь?

Александра уперлась локтями в стол, обхватила голову ладонями и страдальчески замычала.

– Что, голова болит? – посочувствовала Надя с ноткой укоризны в голосе.

– Тошно очень. Ты прости меня за вчерашнее, белочка? – сказала Александра, не поднимая глаз.

О, утренний синдром похмелья! Репетиция Страшного суда!

Неоцененная по-настоящему услуга в нравственном развитии русского человека! Если накануне вечером на вопрос «тварь я дрожащая иль право имею?», однозначно следовал правоутверждающий ответ, то наутро этот же вопрос, но уже пропущенный через призму вины перед человечеством, безжалостно лупил кулаком под дых, выдирая вместе с внутренностями самопризнание: «Тварь, тварь я дрожащая и права не имею». Можно было бы написать роман в духе Достоевского Федора Михайловича, состоящий исключительно из сцен буйного загула и последующего похмельного раскаяния и разборок с тревожной совестью. Получилось бы сильно. Русские философы-идеалисты просто бы отдыхали.

– За что мне тебя прощать? Ты такая, какая есть, – с грустью заметила Надя. – Ну устроила вчера всем легкий бенц…

– На-а-дя, а Надя… – заныла Александра. – Ты меня немножко любишь?

– Я тебя люблю, – сказала Надя, глядя на поникшую, бледную подругу, – но буду любить больше, если ты что-нибудь поешь.

Александра сморщилась:

– Нет, не могу есть.

– Ничего, через не могу, – сказала Надежда, шарясь в холодильнике и извлекая из морозилки пачку пельменей «Сибирские».

Позвонил Вадик. Несмотря на воскресенье, он с утра покатил на работу – готовиться к приезду важного заказчика из ближнего зарубежья.

– Ну, ты как там, мамочка, живая?

– Я на крыше, – хмуро объявила Александра в трубку.

– А я тебе всегда говорил, не надо мешать водку с портвейном.

– Разве я вчера… это… пила портвейн?

– Ты пила все, что льется, – бодрым тоном сообщил он.

– Фу!

– Что в таких случаях советует доктор-опохметолог? – продолжал Вадим. – Он советует в качестве лекарства принять рюмку водки – там в холодильнике еще осталось немного, Паша не успел все выкушать, – и поесть горячего, пельменей с бульоном… А Таню я заберу, когда с работы поеду…

Когда Александра закончила разговор, Надя поставила перед ней тарелку с дымящимися пельменями. Саша вяло поковырялась вилкой в тарелке и с отвращением сказала:

– Какая гадость, эти ваши пельмени!

– Ешь давай! – прикрикнула на нее Надежда. Под ее упорным взглядом Саша отправила пельменину в рот, скривилась. Надя ела молча, с видимым аппетитом, как бы подавая пример.