Вернуть изобилие

По-видимому, вся идея заключается в том, что, когда ты женишься, ты приносишь из своего старого дома все свои вещи, все, что принадлежало тебе, все, с чем ты вырос, и складываешь в большую кучу, а потом крушишь ее.

Начинается жизнь новой пятерки. Кто-то выкрикивает номер, и они все выходят вприпрыжку из-за занавеса и танцуют короткий танец вокруг груды вещей. А потом начинают прыгать на вещи. И бросать их в воздух. И кидать ими друг в друга. Они запускают вещами в стены. Откусывают от них куски… А через некоторое время включаются все остальные.

Беда была в том, что, оказавшись на Мнтсе, в большом общественном зале, некоторые люди позабыли, где они находятся. Я думаю, дома, на Палернии, или откуда там они прибыли, 5-свадьбы происходят постоянно, их справляют все, и там нет соседей, которые начинают злиться. Вы сами — соседи, если ты понимаешь, о чем я. И все, что вокруг валяется, — это собственность пятерки, празднующей свадьбу и просто игра. Не знаю. Как бы там ни было, дальше получилось так, что, когда все в куче было уже разбито и разломано вдребезги, они стали крушить мебель, то есть, то, что там вообще было из мебели. Они стали притаскивать вещи из других помещений и крушить их. Снимали картины со стен. Большие стеклянные бутылки с цветами. Компьютерные панели. Знаешь, они могут поднимать изрядные тяжести, палернианцы, когда заводятся. Так что мы разбились на две группы…

— МЫ?

— Ну, да. Они знают, как сделать так, чтобы человек чувствовал себя как дома, палернианцы. Две группы, каждая по одну сторону зала, и пока одна пыталась поджечь все, на что они могли наложить лапу, моя группа вытащила огнетушители и поливала из них повсюду. Это было очень весело.

Потом раздался тот неописуемый шум. Это была сирена. Мы все смеялись и поднимали тосты, мы думали, это кто-то из нас.

Но это была полиция.

Они ввалились толпой, целыми дюжинами, в спецодежде для усмирения толпы, и они все тявкали, и из пасти у них текла слюна. Они кусались, я видела. Меня расцарапали когтями, всю руку и бедро.

— ТЕПЕРЬ Я ВСПОМИНАЮ. ТЫ ХРОМАЛА. ТЫ ЛЕГЛА В ПОСТЕЛЬ. ТЫ ВЕДЬ ЕЩЕ И КАШЛЯЛА, ТАК?

— У них был слезоточивый газ, ультразвуковые дубинки, и вообще чего у них только не было. Я сцепилась с парочкой из них, по-моему, они пытались на меня напялить какую-то одежду, а я отбивалась, Не знаю, я совершенно ничего не помню. Один из них ударил меня по голове. Я этого тоже не помню, мне рассказали потом, когда я проснулась.

Я проснулась в тюрьме, в зиккурате, и там адвокат из делегации землян на Мнтсе что было мочи орала на какого-то клерка. Она заявила, что меня принудили участвовать в свадьбе, сбили с толку или что-то в этом роде. Именно это они всегда и говорят, когда ты позоришь свой вид. Палернианцы — не единственные, у кого развит стадный менталитет.

Я просто сидела тихо и ждала, пока пройдет головная боль. Мне казалось, у болит десять голов, одна сильнее другой. В конце концов, она меня вызволила, где-то в районе головной боли номер восемь.

Вот почему я так поздно пришла за тобой, Элис, чтобы забрать тебя с парковки. Я была на 5-свадьбе.

— ДА, КАПИТАН, Я ПОНИМАЮ.

— Или, может быть, это была демонстрация. Политический протест. Восстание.

Не знаю, правда, как это можно было определить. Во всяком случае, не с палернианцами.

48

Табита стояла впереди Саскии, вытянув назад руки, заслоняя Саскию собой.

— Нет! — закричала она. — Нет! Нет! Нет! Нет!

Фраск наклонился над ней, заглядывая сквозь стекло ее маски, словно только сейчас понял, что под странными металлическими костюмами находятся люди.

Табита, бешено сверкая глазами, смотрела в его бездушные глазки.

— Отойди! — крикнула она.

Потом протянула вперед руки и толкнула его в грудь.

— Назад, иди назад! Назад!

Шипя и отплевываясь, как побитая кошка, фраск попятился. Табита оттеснила его мимо подножия лестницы, ко входу в трюм, сбив робота, работавшего со сварочным карандашом.

— Назад, давай, иди назад!

Она скорее осознала, чем увидела, как за ее спиной Саския бросилась на тело брата, сжав его в объятиях и согнувшись над ним.

— Ступай туда! — крикнула Табита.

Челюсть фраска двигалась, он что-то лопотал, пытаясь добиться, чтобы его поняли.

Табита помедлила, крепко сжимая две его руки, прекрасно понимая, что, стоит ему только захотеть, и он переломит ее надвое в одну секунду:

— Что? Что ты говоришь?

— Нникаких пассссажиров, — выговорил он. — Нникаких пасссажиров.

— Она мне нужна! — заявила Табита. — Она не пассажир! Мой второй пилот! Второй пилот! Понимаешь? О, Господи… Вот, смотри!

Двигаясь очень быстро и не давая им обоим времени на размышления, Табита схватила его запястье-прут и помчалась вместе с ним вверх по трапу в кабину. Она указала драматическим и одновременно агрессивным жестом на свое кресло, а потом — на кресло второго пилота: