Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)

- Год назад наше с Пашей возвращение в Россию совпало с тем, что он... Максим узнал то, что мы с Михаилом скрывали больше двадцати лет.

- Что? - выдавливаю я, ничего не понимая. - Что вы скрывали? Зачем скрывали? И почему не сделали этого раньше? Ведь хотели?

Я достаю из сумочки старую новогоднюю открытку.

- Сначала я хочу знать, что здесь зачеркнуто.

Мама берет открытку и с удивлением ее рассматривает.

- Елизавета Васильевна сохранила? - горько усмехается она. - Больше некому. Миша бы не стал. Он бы просто выбросил.

- Не знаю, - честно говорю я. - Нашла у бабы Лизы. Так что там зачеркнуто?

- Папа просил тебя не ездить ко мне и не разговаривать со мной? - ласково спрашивает мама.

- Нет, - я снова честна. - Этого он не просил. Он со мной о тебе и о вас с ним вообще никогда не разговаривал. И я хочу знать почему.

- Почему не разговаривал? - мама приглаживает выбившийся локон и заправляет его за ухо. Догадка ошпаривает меня кипятком. Этого просто не может быть! Я неловко ставлю чашку с недопитым индийским чаем на стол, и она опрокидывается, оставляя маленькую белую лужицу на темно-синей поверхности.

- Простите! - бормочу я, начав молиться. Все мои молитвы поэтические. Настоящих наизусть я не знаю. Никогда не учила. А Вяземского учила.

Научи меня молиться,

Добрый ангел, научи!

Уст твоих благоуханьем

Чувства черствые смягчи!

- Ничего страшного, Паша! - негромко зовет мама.

Павел Дмитриевич появляется в комнате, начинает хлопотать возле чайного столика. Предлагает мне еще одну чашечку чая.

- Нет-нет, спасибо, достаточно, - искренне благодарю я его, и он опять уходит.

- Я, конечно, могу объяснить Мишины мотивы и причины многих его поступков. Но, думаю, ты и сама это сделаешь, когда все узнаешь.

- Вы готовы со мной поговорить? - спрашиваю я, снова переходя на "вы", давая ей возможность отступить, отказаться разговаривать дальше. Потому что я испугалась. Потому что разворошила то, что, папа прав, надо было скрывать дальше. Просто не знать и жить дальше. Не все тайны надо вытаскивать на свет и людской суд. Но теперь надо знать. Как и почему. Иначе все равно не будет покоя. Прости, баба Лиза, как ты была права, когда предупреждала меня об ответственности за открытие и хранение подобных тайн.

Мама странно на меня посмотрела, словно решала сейчас, в эту минуту, рассказывать или нет. Но что-то в моем взгляде убедило ее. Она побледнела и начала говорить, сначала негромко и неспешно, словно рассказывала сказку на ночь любимой дочери:

- Мы с Пашей в России чуть больше года. Сначала десять лет в Швеции. Потом около восьми в Норвегии. Павел Дмитриевич - профессор, специалист по скандинавской мифологии. Преподает в нескольких европейских университетах.

Я ее не перебиваю. По большому счету несколько минут назад стало понятно, что я могу не унести на сердце такой тяжелый камень. Сейчас почти не важно, каковы будут детали истории. Но они мне тоже нужны. Я буду за них цепляться. Потому что и ее, мою маму, мне хочется оправдать.

Мама кутается в плед и продолжает:

- Я очень виновата перед тобой, Мишей, Елизаветой Васильевной. Эта вина съедала меня, нет, разъедала, когда я только решилась на то, чтобы уйти. Но то, что произошло потом, было в сотни раз тяжелее. Я не прошу меня понять. Я прошу просто выслушать. Я знаю, что наша встреча - только начало больших потрясений. Я их заслужила. Вы - нет.

Мама морщит нос, стараясь не заплакать, и эта гримаса действует на меня хуже удушья. Теперь мне становится жарко.

- Мы долго расставились с Мишей. Он человек большого сердца, как и его мать. Но он не мой человек. Я почувствовала это тогда, когда встретила Павла. Тебе было годика четыре. Миша отправил нас с тобой в Прагу на Рождественские каникулы, пообещав прилететь следом, и не прилетел. Тогда очередной раз что-то случилось на одном из российских объектов в Азии, - мама стала задумчиво размешивать в своей чашке остывший чай. - Да. Я выходила замуж за военного строителя по сумасшедшей любви. И я не могу объяснить, куда она пропала, когда я встретила Павла. Он прилетел читать лекции, вечером пошел в ресторан нашей гостиницы на ужин. Мы с тобой ехали в лифте, и он тоже зашел в лифт.

Мама сцепила руки в замок, словно приготовилась защищаться:

- Он зашел в мою жизнь, Варя. И я ничего не могла с собой поделать. Вообще ничего. Я долго сопротивлялась не Пашиному напору, а своим чувствам. Миша все понял, сразу, когда приехал в аэропорт встречать нас. И сказал, что тебя я не получу никогда.

Мама делает большой глоток холодного чая и продолжает быстро, торопливо, словно на рассказ ей выделено определенное количество времени:

- Год! Я мучила всех целый год. Мишу, себя, Елизавету Васильевну, наверное, и тебя, маленькую, хотя тогда мне казалось, что ты ничего не понимаешь. Ведь мы все пока были рядом. Потом я ушла. Оставила всех вас и ушла. К Павлу. Он на тот момент тоже оставил жену и сына, жил отдельно и ждал. Ждал меня.

Мама смотрит на меня, не опуская мокрых, печальных, таких "моих" глаз: