Вернуться, чтобы уйти

— Эх ты, — ласково, как ребенку, сказала Анетта, — давно бы пришел ко мне — я бы тебе все объяснила. Настоящая красота — это идеал. А идеал не должен быть живым и достижимым. Ему не место в нашей жизни. Поэтому одни при виде красоты впадают в грусть, предчувствуя все, что с нею сделают в этой жизни. Поэтому Бог и не дает красавицам ничего, кроме красоты, а особенно ума и воображения, чтобы они не кончали жизнь самоубийством, глядя на себя в зеркало.

— А другие?

— Какие — другие?

— Ну, те, которые не впадают в грусть при виде красоты?

— A-а, эти… Эти бездушные скоты впадают в жестокое сладострастие и хотят только полапать недостижимый идеал своими грязными ручонками. Поиметь они его хотят. Любой ценой. Вот такие дела, мальчуган.

— Так, значит, я прав, и нам с тобой повезло!

— Еще как! — хмыкнула Потоцкая. — А то было бы у тебя со мной прямо по анекдоту — трахаю и плачу. Так что у нас, у тех, которые не красавицы, свои радости. И вообще тебе надо не Чехова, а Пушкина читать. «Нет на свете царицы краше польской девицы!» Заруби себе на носу. Это я тебе как польская девица говорю.

Тут она посмотрела на часы и помчалась за шубой. Уже облачившись в свои соболя, Анетта подлетела к Максиму с прощальным поцелуем.

— Думай обо мне по утрам — и все будет хорошо, — шепнула она на прощание.

Когда дверь за ней захлопнулась, Максим закрыл глаза. И опять зачем-то вспомнилось чеховское: «Или моя грусть была тем особенным чувством, которое возбуждается в человеке созерцанием настоящей красоты? Бог знает!»

2003 г.