Вернуться и вернуть

Когда силы закончились (то есть когда хмель полностью утратил своё очарование, превратившись в гнусное и отвратное существо, мрачно свернувшееся тяжёлым, колючим клубком где-то в районе затылка), я решил-таки отойти ко сну. Аккуратно (как мне казалось) развесил одежду на спинке кресла. Перевязь с кайрамиайра [3] нашла пристанище на узком подоконнике, и клинкам было приказано: «Лежать тихо!» После чего моё практически бездыханное тело плюхнулось на постель, чтобы…

Глаза открылись ещё затемно.

Никогда не пейте «Дыхание пустыни» в больших количествах. Напёрсток — самая лучшая норма! Будете бодры и веселы сутки напролёт. А вот если переберёте… Бодрость, конечно, никуда не денется, только сопровождаться сие ощущение будет мелкой и совершенно неуёмной дрожью всего организма.

Короче говоря, меня трясло. В сочетании с унылым настроением эффект достигался душераздирающий: хандра и полное неверие в собственные силы, основанное на… сущей ерунде.

Ну да, снова ошибся. Не в первый и не в последний раз. Но, фрэлл подери, почему мне больно? Почему сердцу никак не удаётся зачерстветь и перестать подпускать близко переживания? Потому что не хочу взрослеть окончательно и бесповоротно? Очень может быть. Однако… Был ли я когда-нибудь ребёнком, вот в чём вопрос. А ответ… Ответ известен. Не был. Есть ли смысл горевать о том, чего никогда не знал, и пытаться удержать то, что мне никогда не принадлежало? Смысла нет. Я справлюсь. Обязательно. Сразу, как только. А пока…

Пока я хандрю.

Думаю о том, что произошло, и стараюсь понять, в какой момент пустил события на самотёк. Как обычно, вдумчивые размышления успеха не имеют. Ни малейшего. Всплеск эмоций был бы куда полезнее, но… Я сгорел ещё вчера. В тот самый миг, когда сказал «Прощай!» очередной иллюзии, не выдержавшей убийственного столкновения с действительностью.

Самое противное, я понимаю его мотивы. Понимаю и принимаю. Да, несостоявшийся герцог был излишне беспечен, быть может, излишне бесчувствен. Но в его поступках мне виделось нечто большее, чем тупая обида на отца и брата. Нечто гораздо большее… Сила. Уверенность. Азарт. В общем, всё то, чем мне никогда не придётся обладать. Ни в коей мере.

Да, он мне нравился, фрэлл побери! Нравился! Имею я право на личные пристрастия, в конце концов? Да, пожалуй, именно этого права у меня никто не отнимал. Пока. Хотя лабиринт симпатий и антипатий имеет свойство заводить разум в непроходимые дебри сомнений.

Как страстно хочется всё бросить. Вообще всё. С самой высокой горы. В самую глубокую бездну. Бросить и забыть. Обо всём. Навсегда. Закрыть дверь, задвинуть засов, опустить шторы и накрыться с головой одеялом. И пусть вокруг гибнут люди и целые государства! Что мне за дело до них? И что им за дело до меня?..

* * *

Стук в дверь. Настойчивый.

— Можно войти?

— Нельзя.

Наверное, я отвечаю недостаточно резко, потому что она всё же входит. Собственно говоря, не могу представить себе препятствие, способное задержать Юджу хотя бы на минуту.

Йисини останавливается передо мной и скрещивает руки на груди. Смотрит исключительно осуждающе. Я бы даже сказал, взгляд женщины исполнен праведного гнева. На подбитом мехом плаще тает мелкая крупа снега. Опять? Так столицу совсем засыплет аккурат к Празднику Середины Зимы.

— Что ты себе позволяешь? — вопрошает моя старая знакомая. То есть не так уж она и стара — в самом соку девица, но подобный тон в разговоре могут использовать только люди, которые не первый день знают друг друга.

— То, на что имею право. — Поёрзав, наконец-то попадаю пятой точкой в любимую ямку на сиденье кресла. Раз уж меня почтили визитом рано поутру, следует приготовиться к долгому и мучительному разговору.

— Вот как? Право портить имущество имеет только его хозяин! — заявляет Юджа. — А ты, насколько я знаю, отказался от парня!

— Какого ещё парня? — После мрачных раздумий о тщетности жизни мозги совершенно не желают работать. Потому как не видят смысла.

— Того самого!

— Выражайся яснее… И говори потише, пожалуйста!

Она хмурится и принюхивается к ароматам, всё ещё витающим в комнате, несмотря на тщательное проветривание, учинённое мной сразу по пробуждении.

— Ты пьян?

Гениальное умозаключение. Браво!

— Уже нет.

— Точно?

— Хочешь проверить?

Маленький рот кривится.

— Пожалуй, воздержусь.

— Так что там… я с кем-то сделал?

— Зачем ты изуродовал Курта?

— Изуродовал? — Начинаю восстанавливать в памяти события вчерашнего дня. Нет, уродовать я никого не уродовал. Так, убил одного молодого человека. Убил хладнокровно и расчётливо, за что получил ввечеру такой откат… Лучше бы позволил убить себя, честное слово! По крайней мере, не пришлось бы мучиться похмельем. — Точно? Ты уверена?

— Да! — довольно подтверждает Юджа.

— Каким образом?

— Не образом, а хлыстом, кнутом или что ещё тебе попалось под руку!

— Мне ничего не попадалось. Я попросил, и мне принесли.

— Ну надо же! Наверное, все твои просьбы исполняются беспрекословно, раз ты так равнодушно об этом говоришь!

— По какому поводу истерика? — вяло интересуюсь я.

— Истерика? — Йисини возмущённо выдыхает воздух. — Истерика?!