Вернуться к тебе

Перед первым звонком в наш с Цимом пончиковый завтрак вторгается Софи Ольсен. Цим — отчасти коммерсант. Он начал приторговывать пакетами с пончиками со стопроцентной наценкой. В общем, когда появляется Софи, я думаю, что ей хочется с утра подзаправиться сладеньким.

— Привет, парни, — говорит Софи.

Цим столбенеет. Его рот набит пончиками. Он похож на обезумевшего хомячка. Он протягивает Софи пакет с пончиками. Девушка смотрит на него так, будто он протянул ей чью-то отрубленную руку.

— Привет, Софи, — говорю я.

— Как дела? — спрашивает она.

— Да нормально, типа.

Софи сжимает мне руку выше локтя:

— Правда?

Вот ведь потеха — как это может быть, чтобы у такой красотки взгляд был точно такой же, как у старика мистера Хоппера, у которого вся физиономия в оспинах?

— Правда.

— Ну, хорошо. — Софи чуть заметно гладит мою руку. — Увидимся.

Цим наконец проглатывает пончик:

— Что с тобой не так?

— Ты о чем?

— Да она же практически умоляла тебя куда-нибудь ее пригласить!

— Я так не думаю.

Помимо всего прочего есть еще стройная рыжеволосая Ребекка Уолш, известная также как подружка Дилана Фредерика. А еще есть Кристина Кроули.

Этого я вслух не говорю. Цим просто в обморок упадет, если узнает, что я готов отвергнуть Софи Ольсен из-за влюбленности в двух девушек, свидания с которыми мне светят примерно с такой же вероятностью, как победа в конкурсе выпечки «Pillsbury»[7].

В общем, на свидания с Софи Ольсен я не очень-то надеюсь, а на что я хоть немножко надеюсь, так это на то, что это странное внимание к моей скромной персоне поможет мне получить работу в «Видеораме». Все хотят получить работу в «Видеораме». Я не очень-то привык получать то, чего хотят все остальные, но, пожалуй, уж если у меня и мог бы появиться такой шанс, то сейчас самое время.

Беда в том, что Цим эту работу тоже хотел бы получить. А я вовсе не против того, чтобы, пользуясь своим статусом Брата Солдата, Вернувшегося Домой, подвинуть хорошего человека в очереди на работу. Совсем не против, если этот хороший человек — не один из моих лучших друзей.

Боб, менеджер магазина, в свое время давал напрокат видеодиски Боазу и Кристине. Они приносили домой порой по три, а то и по четыре DVD и проводили субботние вечера на диване под одеялом.

— Когда твой братец заглянет ко мне? — спросил меня Боб, когда я принес заявление о приеме на работу.

— Не знаю. На днях, наверное.

— Ну, так ему передай от меня вот что: Боб из «Видео-рамы» говорит, что он герой.

— Обязательно, Боб.

И Боб положил мой листок на самый верх стопки заявлений.

* * *

Вот о всяком таком я думаю, оставив Цима в школьном дворе, — о том, что люди теперь смотрят на меня и разговаривают со мной по-новому. И тут в коридоре я прохожу мимо Эдди Тейлора.

В младшей школе мы с ним были неплохими друзьями, и я даже забыл, почему мы не дружим теперь. Очень может быть, что другой причины нет, кроме того, что такое нередко случается. Вот только вчера ты с кем-то дружил, а завтра — уже нет. Но, в общем-то, Эдди нормальный парень. Умный. И всегда доброжелательный. Очень может быть, мы бы все такие доброжелательные были, если бы курили столько травки.

Он из разряда учеников-активистов. Ну, вы таких знаете: наклейки на бампере машины, особые пуговицы на куртке, политические слоганы на старых футболках. Прошлой осенью как-то раз, в субботу вечером, он возглавил антивоенный автопробег, и в нем участвовало больше учеников, чем пришло на стадион в тот день, когда в финале играла университетская команда.

— Эй!

Эдди оборачивается. Мы были готовы пройти мимо, не сказав друг-другу ни слова, как это бывает каждый день.

— Симпатичная майка, — говорит Эдди.

Я опускаю глаза. На мне футболка с портретом Джона Леннона в круглых очках.

— Спасибо, друг.

Эдди продолжает путь к кабинету, где у него первый урок, но вдруг снова оборачивается:

— Слушай, я вправду рад, что твой брат вернулся домой живой и невредимый.

На этот раз я сражен наповал.

С одной стороны, мне хочется сказать что-нибудь наподобие того, что, если мой брат решил поучаствовать в войне, это вовсе не значит, что я эту войну одобряю. А еще мне хочется добавить, что, если бы кое-какие обстоятельства сложились иначе, я бы в прошлом году обязательно принял участие в осеннем антивоенном автопробеге.

Очень мне хочется об этом сказать.

Но еще мне хочется сказать насчет акции протеста, организованной Эдди. Кое-что про людей, которые сидят весь день и обкуриваются, а потом у них хватает наглости в чем-то обвинять тех, кто рискует жизнью всякий раз, когда они по утрам встают с кровати и опускают ноги на пол.

Сказать мне хочется и про это, и про то, но говорю я вот что:

— Спасибо, Эдди.

И шагаю в сторону кабинета, где у нас первый урок.

Понимаете, дело в том, что я так и не смог пока сообразить, что я думаю про эту войну.

Я же только-только стал персонажем — мы все здесь персонажи, в этой истории, где мы не должны писать о себе.

* * *