Вернуться к тебе

Мне так жарко, что у меня йогурт начинает таять в стаканчике.

— Ну? — Перл позаимствовала кое-какие словечки у аббы.

— Ага, — кивает Цим. — Ну?

— Боаз говорит, что отправится в поход по Аппалачской тропе, — сообщаю я.

— Это же хорошо, да? — спрашивает Цим.

— Было бы, если бы он действительно планировал это самое, — вздыхаю я.

Перл закуривает «Мальборо» и садится лицом к входу, чтобы погасить канцерогенную палочку, если за ней явится босс.

Она делает долгую затяжку.

— И каков же реальный план?

— Не знаю. Но направиться Боаз собирается на юг. С уймой остановок там и сям. Думаю, конечная цель — Вашингтон. — Я съедаю еще немного йогурта. — Да что это в нем?

— Сникерсы. — Перл пожимает плечами. — И дудлы.

Она берет мой йогурт и бросает в мусорное ведерко.

— Может быть, это хорошо, что Боаз уедет. Что он куда-то направится и будет чем-то заниматься. И что с того, что он не пойдет по Аппалачской тропе?

— Он врет, — отвечаю я.

— Ну и что? Все врут, — пожимает плечами Перл.

— Точно. Врут, чтобы скрыть что-то плохое.

Перл гасит сигарету:

— А что такого ужасного в том, чтобы поехать в Вашингтон?

— То, что брату приходится про это врать.

Я вдруг дико возбуждаюсь. Пот выступает под мышками, макушка чешется. Я замахиваюсь, чтобы прихлопнуть муху, но никакой мухи нет.

Что именно меня гложет, я сказать не могу. Самые жуткие сценарии мне в голову не приходили просто потому, что у меня таких сценариев нет. Есть просто беспокойство — такое, какое со мной бывает, когда я купаюсь в океане. Противное такое чувство, когда начинается отлив и тебя тащит прочь от берега.

Я встаю со стула и сажусь на краю тротуара. Перл и Цим садятся по обе стороны от меня.

— Самое дикое во всем этом то, что я почти уверен: Боаз собирается идти пешком.

— Леви…

— Пожалуйста. Только не надо еще одного разговора про то, что он герой. Если вы собираетесь мне это сказать или что-то про то, что Боазу можно делать все что угодно, чего он сам хочет, или еще про то, что ему нужно время, или еще про какую-нибудь такую фигню, то лучше не надо.

— Расслабься, чувак, — говорит Цим. — Я-то собирался сказать, что у тебя «сникердудль» на туфлях.

Перл наклоняется, вытирает пятнышко йогурта с моей кроссовки и обнимает меня за плечи.

— Мы все выясним, — обещает она.

Я понимаю: Перл только что произнесла слова из разряда тех, какие должны говорить друзья. И я понимаю, что на самом деле это ровным счетом ничего не значит. А еще я знаю, что Перл ведет себя так тогда, когда больше ничего нельзя сделать. Но все-таки…

Я рад это слышать.

Мама жутко суетится из-за предстоящего похода Боаза. Носится по магазинам. Купила ему спальный мешок из материала, о котором прочитала в научном разделе «Нью-Йорк таймс». Мешок весит всего несколько унций, и в нем тепло даже в Арктике, но при этом прохладно на поверхности Солнца. Ну, что-то в этом роде…

Готовя ужин, мама сообщает мне:

— Как-то летом я ходила в поход с подружками…

Я предложил ей свою помощь. Сижу и чищу картошку.

— Это было восхитительно. Так здорово было — в такой дали от всего на свете. Просто поразительно, как быстро мы можем привыкнуть к отсутствию всяких разных вещей, которые мы изобрели, чтобы сделать свою жизнь более комфортной. Представь себе, я подтиралась листочками подорожника!

— Мам! Ну ты даешь.

— Знаешь, такие чудесные большие листья, они везде растут. Всегда под рукой.

Мама улыбается и солит кипящую воду. Немного соли просыпается на стол. Мама собирает щепотку и бросает через плечо.

Да уж! Как будто это поможет от разных несчастий.

Мама усмехается:

— Большелистый подорожник. Даже не думала, как это смешно звучит, если учесть, для чего мы его употребляли.

Должен признаться, приятно видеть маму радостной. Даже не вспомню, когда мы проводили время вот так — болтая на кухне.

Вот так и должно быть. Теперь, когда брат вернулся, вот так и должно быть. Мы должны стоять на кухне и хохотать. Должны говорить о разных глупостях, которые почти ничего не значат.

Наконец, наконец мы там, где должны быть, а брат снова собирается нас бросить.

— Это будет просто великолепно для Бо. — Мама опускает очищенные картофелины в воду. — Я всегда хотела пройти по Аппалачской тропе. Как-то раз я предложила твоему отцу такой семейный поход на все выходные, но он решил, что вы еще слишком маленькие. Не хотел нести тебя на плечах всю дорогу.

— Прости, что сорвал твои планы.

— Не говори глупостей. Все было бы хорошо с тобой. Абба всегда был несговорчив. И любитель готовенького.

Ты бы небось бежал впереди всех.

Я не совсем понимаю, о чем мама говорит. Уж по крайней мере, это не про меня — такого, каким я сам себя знаю.

— Как бы то ни было, — продолжает мама, — я думаю, что это как раз то самое, что нужно нашему Боазу. Это шанс высоко поднять голову. Освободиться от всего. Ни о чем не переживать, кроме пения птиц на деревьях и того, как разогреть банку бобов на костре.

— Я так думаю, Боаз собирается в довольно долгий поход, — осторожно говорю я.