Вернуться к тебе

Я разрываюсь надвое. С одной стороны, мне хочется, чтобы мамино настроение подольше оставалось таким хорошим, а с другой — нестерпимо хочется выложить все карты на стол.

— И что? — восклицает в ответ мама. — Ты не думаешь, что он заслужил себе отпуск?

Она втягивает воздух носом и принимается что-то тихо напевать без слов.

— Мам?

— Да?

Она поворачивается ко мне спиной. Полностью занята готовкой.

— Ладно, ничего.

Может быть, так лучше для нее, для всех нас — представлять Боаза в отпуске. Как он путешествует по красотам природы. Подтирает задницу большими мягкими листьями подорожника.

Давайте представим, что ему тепло в Арктике и прохладно на поверхности Солнца.

А мы останемся там, где мы сейчас. Прямо там, где были всегда.

И будем ждать.

Все эти походы в комнату брата. То, как я ощупывал его вещи. Я ни разу ничего там не взял. Ни единого пенни. Ни одной пары носков. Даже засохшего кусочка хеллоуинской конфетки.

Ничего.

До сих пор.

То, как я заглядывал в интернетную историю Бо, то, как рассматривал его карты, а теперь еще и то, что я расщелкал пароль, с помощью которого получил доступ к его электронной почте. Как это еще назвать, как не воровством?

Это ничем не отличается от того, как я крал батончики Twix в супермаркете по дороге домой, когда учился в пятом классе. Разница единственная — тогда я чувствовал себя только капельку виноватым.

Сейчас я ощущаю большую вину.

Вину взрослого мужчины.

Но кроме того, у меня такое чувство, что меня вынуждают воровать, а это сильно смахивает на обвинение жертвы.

Я в том смысле, что не могу сказать, что супермаркет «Price Chopper» сам напросился. Ну да, там грохочет паршивый музон, там вечно холодрыга собачья, но это же не дает кому-то право красть батончики «Twix». Но в случае с Боазом… То, как он вел себя с самой первой минуты, как только вернулся домой, как он взял и вычеркнул всех нас из истории своей жизни… В общем, своим поведением брат бы любого здравомыслящего человека подтолкнул к желанию что-то понять. Так что я хочу сказать вот что: в каком-то смысле он, можно сказать, сам меня об этом попросил.

Так что да, я обвиняю жертву.

Его пароль — PAR-PAR.

Сначала я не могу догадаться, что это может означать. Пробую проверить, нет ли какого-то цифрового эквивалента. Ну, вот, например, я людям говорю, что мой номер телефона — UGLY Hotline, потому что последние четыре цифры номера, 8459, соответствуют буквенным клавишам UGLY на клавиатуре мобильника.

PAR-PAR. 727-727

Это какая-то важная дата? Часть номера, присвоенного органами социальной опеки? Или это как-то связано с самолетами?

Таким образом я корячусь битый час, потому что так уж работает мой мозг. В цифрах я больше спец, чем в словах.

В итоге я сдаюсь и залезаю в поисковик.

Запускаю ту самую программу, которой пользуюсь, когда абба ругается на иврите.

И вот оно!

Parpar. На иврите — «бабочка».

Звонит Кристина и просит меня встретиться с ней и выпить по чашечке кофе.

А я не могу, потому что мне нужно идти на осмотр к педиатру, который меня наблюдает с рождения, ну, к тому самому, у которого на стене висит постер с медвежонком Барни, и я пялюсь на этого медвежонка, пока врач ощупывает мои яички волосатой ручищей, покрытой темными старческими пятнышками. Так что я, естественно, вру и говорю Кристине, что мне надо на работу. Мы договариваемся на следующий вечер.

Когда к нашему столику подходит официантка, я заказываю капучино и тут же об этом жалею, потому что Кристина просит принести ей чашку черного кофе.

— Послушай, — говорит она, — хочу, чтобы ты знал: я уезжаю в Вашингтон. Максу там на лето предложили партнерство в крупной юридической фирме.

В Вашингтон? Почему все собрались в Вашингтон?

Ну, это мысль у меня такая.

А вслух я говорю:

— Правда?

— В налоговом отделе.

— Ты, наверное, жутко гордишься?

Кристина пристально смотрит на меня. Я догадываюсь, что она, видимо, уже начала привыкать к моей глупой, неоправданной ревности, точно так же, как и я начинаю смиряться с тем, что выпаливаю что попало, как бы жалко это ни звучало.

— Да, горжусь, — отвечает Кристина. — Очень. Есть множество способов жить хорошей жизнью, преисполненной смысла.

— Parpar, — произношу я.

Кристина разжимает губы, широко раскрывает глаза, наклоняется к столику и шепчет:

— Что ты сказал?

— Ничего.

Мне и не надо ничего говорить. Вот он, ответ.

— Нет, правда, что это было?

— Ничего.

Кристина пытается взглядом выдавить из меня признание, но сдается. Отбрасывает эту мысль — вдруг показалось, как какая-нибудь игра света?

— Послушай, мне очень жаль. Жаль, что я уезжаю именно сейчас. Я толком не понимаю, какая от меня могла бы быть помощь, но все равно ты прости, что меня здесь не будет.

— Все нормально, Кристина. Боаз тоже уезжает.

— Вот как?

— Да.

— И ты мне скажешь, куда он направляется?

Я делаю глоток капучино:

— Собирается в поход по Аппалачской тропе.

Глава восьмая

Мама продолжает безумную беготню по магазинам.