Вернуться к тебе

— И это был не самый худший мой день рождения. Если честно, один из лучших.

* * *

В последний день похода мы оказываемся не в том Вашингтоне, который я себе представлял, лежа в кровати с ангиной, когда мои одноклассники поехали туда на экскурсию. Нас встретили не широкие проспекты, не блестящая поверхность прудов, не цветущие вишни, не белокаменные монументы.

Мы оказываемся в шести милях к северу от центра города, около мемориальной больницы имени Уолтера Рида[35].

Я не сразу вхожу туда следом за Бо. Ненавижу больницы. А кто их любит? Наверное, никто. А я их ненавижу.

За стойкой администратора — парень в военной форме. Бо вытягивается в струнку, но честь не отдает.

— Рядовой Боаз Кацнельсон, — рапортует он. — Навестить старшего сержанта Джека Брэдфорда.

Мы сидим и ждем. Вестибюль заполнен молчаливыми людьми. Я очищаю руки жидкостью «Perill»[36] из бутылочки — одной из многих, разложенных на сиденьях стульев. Смотрю новости на канале СNN — без звука. Бо сидит, держа спину прямо, приподняв подбородок, и смотрит в одну точку.

Пока мы ждем, я начинаю гадать — может быть, это и есть цель нашего похода? Может быть, я всем позвонил насчет встречи на марше, в котором Бо и не думал участвовать? Может быть, мы одолели весь этот путь только ради того, чтобы Бо увиделся с Джеком и что-то Джеку передал?

Наконец кто-то приходит за Бо. Это женщина в военной форме. Я готовлюсь к тому, что мне предстоит несколько часов пялиться на беззвучный экран с новостями CNN, пока Бо будет навещать друга.

Женщина смотрит на Бо, переводит взгляд на меня, сверяется с документом на своем клипборде.

— Все в порядке, — говорит Бо. — Это мой брат. Он может пойти со мной.

Я шагаю следом за Бо и женщиной в форме по лестницам, холлам и коридорам, мимо многочисленных дверей, за которые я бы предпочел не заглядывать, и наконец мы подходим к палате Джека.

Женщина заходит в палату первой, затем выходит и кивает нам.

— Кацнельсон! — гремит громкий голос.

Бо идет прямиком к кровати. Друзья жмут друг другу руки и не отпускают.

— Выглядишь потрясно, — говорит Бо.

И он не кривит душой. Джек действительно хорош, как кинозвезда.

— А у тебя видок дерьмовый, — улыбается Джек. — Впрочем, как обычно.

Бо знакомит нас. Джек повторяет мое имя так, будто слышал его раньше.

— Леви, — говорит он. — Спасибо, что пришел.

Его сосед по палате на несколько дней отпущен домой, так что мы садимся на свободную кровать, и Джек показывает нам свои ноги. Это уже третий по счету комплект, если считать те, которых он лишился, когда армейский джип взлетел на воздух, напоровшись на СВУ.

Те, которые у него сейчас, лучше тех, которые ему с самого начала предложили в госпитале. Те ему культи натирали до крови. Теперь протезы получше, но все равно далеко не идеальные. Джек их называет своими роботскими ногами. Ему нравится ходить, но на инвалидном кресле передвигаться немного быстрее.

— Тело человека — это пазл, — говорит Джек. — Вот здесь и пытаются разными способами сделать мое тело снова целым.

У меня вдруг начинает щипать в горле. Может быть, просто от усталости. Или из-за больничных запахов. Или из-за протезов Джека. Или из-за всего вместе, что нагромоздилось одно на другое, будто стопка тарелок. Того и гляди покачнется и рухнет на пол. Что бы это ни было, я должен от этого избавиться. Меньше всего на свете мне сейчас хочется расплакаться.

Это не по-мужски. Мужчины идут пешком пятьсот миль, чтобы навестить товарища в госпитале.

Мужчины шагают пешком ради братьев.

Я смотрю на Джека. Он похож на Бо, который похож на Лорена, который похож на парня на фото, которое Селин носит в бумажнике, на ее брата Митча. Они — братья.

У братьев горло не щиплет, они не плачут. Не сидят дома на полу, не пялятся на свои пальцы на ногах.

Они что-то делают.

Я встаю. Рюкзак Бо стоит около стены у двери ванной в палате Джека. Бо слишком увлечен разговором с другом и не видит, что я сую руку в его рюкзак. Незаметно. На этот раз мне не нужна коробка от ботинок. Я нащупываю то, что мне нужно, хватаю, быстро ныряю в ванную и запираю за собой дверь.

Это электрическая машинка Бо для стрижки волос.

Глава двадцатая

— О господи! — вырывается у Джека.

Бо просто смотрит на меня, вытаращив глаза. Он и вообще-то стал немногословен, но я ухитрился лишить его всего запаса слов, какие у него еще остались.

Я провожу ладонями по голове. Не уверен, что я все сделал так, как надо. Понимаю — надо было больше волос снять с боков, чем сверху, так что, наверное, стрижка получилась не совсем правильная, но, как бы то ни было, я подстриг себя почти «под ноль».

Бо кашляет. А потом начинает хохотать. Багровеет, хватается за бока. Ловит ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Джек тоже смеется. Они просто в истерике. Слезы текут и все такое прочее.

А смех куда заразительнее любых микробов, которых я так старательно убивал с помощью жидкости «Purell», поэтому и меня тоже разбирает хохот.

— Давайте посмотрим на это! — восклицает Джек. — Принеси-ка нам свои состриженные волосы!