Вернувший к свету

По сути ту, которую понять сердцем никак не могла. Мои слова были пустым звуком для меня же самой. Невольно оставив сына на несколько месяцев, я извелась и истосковалась. Представить, что можно по собственной воле уехать от родного человечка на год и больше я не могла, хоть и понимала, что любая женщина имеет право на подобный поступок. Должна иметь!

– Нет у неё такого права, коли замуж пошла и дитё родила! – отрубила мама. – Мужнина жена – сиди при муже. О будущем пусть муж печётся. Про собственные желания забудь. Семья – вот твоё желание.

– Поэтому я и не хочу ничего серьёзного, – вскипятилась я. На возглас залетел любопытный Киришка, пришлось отвлекать его, а потом перейти на пониженный тон: – Не хочу забывать про собственные желания, не собираюсь больше доверять мужчине своё будущее. Ни за что! Доверила один раз – достаточно.

– Упрямая какая, – заворчала мама. – Потому и не выходит у тебя по-людски жить, что упрямишься как баран.

– По-людски – это как вы с отцом? – прошипела я.

– Мы по слову божьему живём.

– На реабилитацию ты ехать отказываешься тоже по слову божьему? Бог прямо так и сказал: не лечись, жена, ради мужа своего, стань инвалидом, а потом умри раньше времени, главное – подавай ему трижды в день еду, а то помрёт от голода. Так, что ли?

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась мама.

Я понимала, что перешла границы, но злость, которая кипела во мне, мешала контролировать собственный язык. Моя мать прожила всю жизнь «при муже», единственное, что интересовало её – нужды семьи. Вряд ли за всю свою жизнь она искренне захотела что-нибудь для себя лично, хотя бы новое платье. И так жили многие и многие женщины, независимо от вероисповедания и места жительства. Набожные и атеистки, городские и деревенские – все кидали на алтарь семьи свою жизнь, а в итоге оставались не у дел. Ненужные никому!

Мама воспитала троих детей, двое из которых забыли дорогу в родной дом, третья же доставляла больше хлопот и стыда, чем радости. Родительница всю жизнь подстраивалась под настроение отца, уступала его желаниям, обслуживала в самом прямом смысле – и всё это под эгидой заботы о семье. Высшем благе для женщины! Даже в тот момент, когда ей была необходима реабилитация после инсульта, она думала не о своих интересах, а о благе семьи.

– Прости, – повинилась я.

– К наставнику бы тебе… поговорила бы, образумилась, – вздохнула мама.

Я лишь закатила глаза. Последний человек, к которому я бы обратилась за помощью – это священнослужитель, неважно какой религии. Я хотела жить своим умом, слушать свою совесть и верить в то, во что мне подсказывал здравый смысл – в собственные силы. Бог, любой бог, не единожды обманывал людей, а я себя – нет. Богу получалось солгать, себе – нет.

– В следующий раз, – попыталась я успокоить маму.

Может быть ей поможет вера в то, что непутёвая дочь встанет на верный путь, вернётся к истинной православной вере предков.

После обеда чемоданы были упакованы, посылочные коробки стояли в углу, дожидались буднего дня – отец договорился с соседом, тот согласился помочь отвезти в райцентр, отправить по месту моего нового проживания. Обещанные гостинцы Лёше собраны; помимо грибов, кедровых орехов, традиционной рыбы и дичи, мать поставила несколько банок варенья из лесной, северной ягоды – специально для дочки.

Пришли с «охоты» отец и Лёша. Оба живые, спокойные, довольные друг другом. Разузнавать, о чём говорили, не стала, решила, что хватит времени в поезде. Благо Лёше удалось купить на тот же самый, что и мне. В аэропорту он сядет на самолёт, который отправится прямиком в Калининград, где его дожидалась дочка, родители и, вероятно точно такой же допрос с пристрастием, который устроила мне мать.

Пообедали, ещё раз проверили вещи, всё ли взяли, ничего ли не забыли. Кирюша уложил в свой рюкзачок блокнот для рисования, толстые фломастеры, засунул новый паровоз, уже без вагонов, и, главное – плюшевого попугая.

Вышли провожать нас не только родители, собрались, кажется, все, кому было не лень выбраться на улицу. Некоторые делали вид, что оказались у нашего дома случайно, якобы по делам пришли на другой край села, многие таращились не стесняясь. Будет потом о чём языками трещать. Мама хотела отправиться с нами на вокзал, но в итоге согласилась, что долгие проводы – лишние слёзы. Расстройство ей совершенно не нужно. Тот же сосед, что должен был на днях отвезти мои посылки в пункт приёма, подогнал УАЗ Патриот, который стоял заведённый, ждал, когда все наговорятся напоследок, простятся.

Я тихо переговаривалась с мамой, иногда с отцом, не выпускала из виду сынишку, старалась изо всех сил не обращать внимания на любопытные взгляды. Было наивно надеяться, что их не будет после новости о приезде Лёши. Кто он, откуда, было неизвестно никому, но, если вести, что это какой-то родственник зарулил на пару дней, не проскочило, выходило – мой «жених». Тем более, уезжали мы вместе.