Вернувший к свету

– Если дать ей волю, она будет есть лишь сосиски с макаронами. Только и только их. Понимаете? – спокойно возразила мне Алевтина Осиповна.

– Понимаю, – я кивнула. – Но всё равно считаю, что нельзя заставлять есть то, что не нравится.

– Лекарства в случае надобности тоже нельзя заставлять принимать? Учить уроки, одеваться по погоде, чистить зубы, наконец?

– Это разные вещи.

– Это вещи одного порядка. В жизни даже самого маленького человека, должны быть не только права, но и обязанности. Должно быть понимание, что что-то делать можно и нужно, а что-то недопустимо. Еда, которую предложили, съедобна, приготовлена из свежих, качественных продуктов. У нас нет возможности исполнять капризы одного взбалмошного члена семьи. Понимаете? Если каждый будет делать только то, что ему хочется – ничего хорошего не выйдет. Если ребёнку с малолетства не объяснять простых вещей, он не поймёт их и будучи взрослым.

– Но ведь это просто ёжики, которые Мила не хотела есть! – опешила я. – Причём здесь права и обязанности? Право не есть то, что не хочется, не предполагается?

– Предполагается. Когда она сама сможет приготовить то, что она хочет. Желательно на свои средства и на всю семью, но достаточно и того, чтобы приготовила сама, а не обесценивала труд родных, которые приготовили эти… ёжики.

Я понимала всё, что говорила Алевтина Осиповна и даже была согласна в чём-то с ней, но не была готова к настолько глобальным выводам. Передо мной была всего лишь четырёхлетняя девочка, которая отказалась от ёжиков. Может быть потому, что искренне не любила варёный фарш, или у неё было плохое настроение. Не проще ли накормить малышку несчастными сосисками, а не усугублять конфликт, доводя аж до наказания. А ребёнок, тем временем, голодный!

Именно это я и высказала Алевтине Осиповне, не обращая внимания на трепещущие ноздри, широко распахнутые глаза и дёргающийся от возмущения нос.

– Ну знаете, что! – возмутилась Алевтина Осиповна, шлёпнув ладонью по столу.

– О чём спор? – вдруг услышала я за спиной и быстро оглянулась.

В дверях кухни стоял Лёша, по лицу стало понятно, что он давно и с интересом наблюдает за нашим спором.

– Привет, – кивнул он мне, подошёл, поцеловал в щёку, немного задержавшись, отчего простой поцелуй стал более интимным.

– Привет, ба, – сделал он два шага к Алевтине Осиповне, так же чмокнул её в щёку. – Бушуешь? Снова «сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь»?

– Ты должен относиться внимательней к воспитанию собственного ребёнка! – вспыхнула Алевтина, опалив внука гневным взглядом. – И думать, кому именно доверяешь дочь!

– Я отношусь, – с улыбкой протянул Лёша. – И думаю. И до-веря-ю, – проговорил он мягко, при этом делая акцент на этом «доверяю» таким образом, что не оставалось сомнений – он действительно доверяет… мне.

– Довольно разговоров. Я домой, – встала Алевтина Осиповна, возмущённо тряхнула головой, подхватила лежащую на стуле сумочку и поспешила к выходу.

Лёша стоял у холодильника, истово изображая из себя провинившегося школьника. Несмотря на напряжение, витающее в воздухе – ещё несколько секунд назад атмосфера вокруг буквально искрила, – я едва не засмеялась в голос. Настолько комично выглядел высокий, статный мужчина, который пытался притвориться школьником младших классов, раскаявшемся в том, что его поймали на воровстве несанкционированной карамельки.

– Весь в отца! – в один голос отчеканили Алевтина Осиповна и Лёша.

Она, похоже, всерьёз, а Лёша – в шутку.

– Тебя проводить? Такси вызвать? – невозмутимо спросил Лёша, пока бабушка метала в него молнии, а на голову насылала гром и все семь египетских казней.

– Я, слава богу, ещё не немощная старуха! – с возмущением отозвалась бабушка, демонстративно вытащила ключи от автомобиля, тряхнула ими перед невозмутимым внуком и отправилась в прихожую.

Не успела дверь за Алевтиной Осиповной закрыться, как на пороге гостиной появилась Мила, крепко держа за руку Кирилла. Хитрая мордашка забавно улыбалась, одна косичка расплелась, на плечи была накинута наволочка – видимо это был плащ, наверняка волшебный. На Кирилле был прицеплен точно такой же «плащ» из постельного белья.

– Почему ты не вышла с бабушкой попрощаться? – якобы строго спросил Лёша.

Мила мгновенно считала эмоции папы, широко улыбнулась и сказала, пожав плечами:

– А я наказана.

– Пойдём на кухню? – обратился Лёша сразу к двум невозмутимым узникам совести.

– Пойдём, – подпрыгнули оба и понеслись вперёд, размахивая наволочками, как крыльями.

В этот раз Мила спокойно поела, правда болтала без умолка, рассказывая события дня. Иногда её перебивал Кирилл, спешил поведать что-нибудь не менее увлекательное, хотя перебить майского жука, который залетел на площадку детского сада Милы, было сложно. К моему удивлению, о «бандите» он не вспомнил, видимо, интересная игра временно перекрыла воспоминания о встрече с отцом.