Вернувший к свету

Первое, что сделала Алевтина Осиповна, когда мы зашли в квартиру – это командным, поставленным голосом отправила Милу, а с ней и Кирилла мыть руки. Конечно, я не возражала против мытья рук, более того, сама бы напомнила детям о правилах гигиены, но тон обращения заставил меня внутренне сжаться.

Я тут же вспомнила рассказ Лёши о своей строгой бабушке, с которой тот жил до десяти лет, благодаря чему научился не только готовить себе завтрак, обязательно заправлять постель и не пренебрегать спортом, но и придерживаться распорядка дня. Прекрасные качества, которые пригодились во взрослой жизни. Однако я сомневалась, что стоило разговаривать с детьми в таком тоне.

– Люба, подогрейте детям ужин, пожалуйста, – обратилась Алевтина Осиповна ко мне.

«Пожалуйста» звучало инородно, как если бы командир отдавал приказ новобранцам, добавляя к каждой команде пресловутое «волшебное слово».

– Хорошо, – только и ответила я, сочтя за благо не спорить и тем более не указывать на тон.

Достаточно было просто дождаться Лёши, а потом держаться подальше от властной бабули.

На ужин нашлись ёжики из фарша с рисом и овощами. Выглядело довольно аппетитно. Кто именно готовил это блюдо, сложно было сказать. Иногда функции повара исполняла няня Милы, порой готовила младшая сестра или мама Лёши, бывало, что он сам становился к плите.

Мила недовольно ковырялась в тарелке, бросая гневные взгляды поочерёдно на меня и бабушку. Время от времени она демонстративно фыркала, глядя на жующего Кирилла, и показывала ему язык.

– Сейчас же прекрати, – нахмурилась Алевтина Осиповна, глядя на внучку.

– Нет, – ответила Мила, повернулась в сторону Кирилла и снова показала язык.

– Мила. – Алевтина Осиповна одёрнула внучку, повернула её светлую головку в свою сторону, вынуждая посмотреть на себя, и строго спросила: – Ты забыла, как нужно вести себя за столом?

– Не хочу есть, – захныкала Мила, отодвигая тарелку с надломленным ёжиком, и добавила громко: – Сосиски с макаронами хочу.

Я поднялась. Точно помнила, что видела в холодильнике пачку вожделенного продукта, а сварить макароны – дело пятнадцати-двадцати минут.

– Люба, сядьте, – одёрнули уже меня.

В это время Мила подскочила со стула, топнула в раздражении ногой, потом отшвырнула стул, отчего он с грохотом влетел в стену. Кирилл, недолго думая, тоже выскочил из-за стола, заявив, что наелся, и попытался точно так же толкнуть стул.

Вместе они выбежали из кухни, через несколько секунд раздался звук телевизора, непонятный шум, а следом слёзный визг обоих бунтарей. Не успела я выскочить из кухни, как Алевтина Осиповна поднялась, ловко обогнула меня и через несколько мгновений привела плачущих драчунов.

Кирилл жаловался на Милу, что она щипается. Мила же говорила, что никого не щипала, а напротив, пострадала от рук Кирилла. Вот-вот гематома появится на лбу. Именно ге-ма-тома, слов «синяк» или «шишка» Мила не признавала.

Виноватого, как обычно, было не найти, да и был ли тот виноват… Кто начал драку, уже не разобрать. Доподлинно установить обидчика и пострадавшего невозможно. Взаимные упрёки, слёзы, визг – и всё это ровно до мига примирения, который мог настать в любой момент.

Алевтины Осиповна внимательно оглядела каждого, потом взяла обоих за руки и развела по разным комнатам. Кирилла в гостиную, где обычно мы с ним ночевали, Милу в спальню. Детская комната с игрушками, телевизором с детскими каналами, другими развлечениями осталась не у дел, дабы никому не было обидно. Детям были предложены по одной игрушке, книжке и альбомы для рисования. На этом «милости» строгой бабушки закончились.

Мне ужасно хотелось забрать обиженного Кирилла из комнаты. Получалось, что на моих глазах моего же ребёнка наказали. Не исключено, что справедливо, он вполне мог толкнуть Милу, ударить, только вряд ли она не давала повод. К тому же, Алевтина Осиповна прабабушка Миле, а для Кирюши – посторонний человек. Я не давала позволения воспитывать своего ребёнка чужим людям.

– Вы считаете, что я слишком строга? – в лоб спросила меня Алевтина Осиповна.

– Считаю, что да, – не стала я юлить, посмотрела прямо на собеседницу.

Алевтина Осиповна изогнула аккуратно накрашенную бровь, чем придала лицу вопросительно-снисходительное выражение.

– Ужин должен быть съеден. Надеюсь, с этим вы спорить не будете?

– Не буду, – согласилась я. – Но человек имеет право не хотеть что-то из еды, может не любить голубцы, рыбу или ёжики.

Вспомнилось детство, когда я была вынуждена блюсти пост наравне со старшими братьями и родителями. Конечно, в четырёх-пятилетнем возрасте никто не накладывал запреты, но в двенадцать я держала пост, как почти всё моё окружение. Кто бы знал, как в те дни я ненавидела тушёную капусту, каши, даже картофель с грибами и кедровые орехи, которыми пыталась унять голод своего растущего организма. У меня не было выбора, более того, я не смела помыслить о нём, но Мила росла в другой обстановке, значит, могла отказываться от невкусной еды.