Вернувший к свету

Пока автомобиль рулил по камерным улочкам, среди небольших вилл и частных домов в старинном стиле, я не отлипала от окна, не верила своим глазам. Неужели то, что я вижу, существует на самом деле? Не сон, не иллюзия, а реальный городок?..

Я быстро переоделась в закрытый купальник, надела лёгкое платье и босоножки на плоской подошве, захватила шляпу, солнечные очки и яркое парео, чтобы скрыть шрамы на спине.

Сколько бы Лёша ни говорил мне, что рубцы затянулись, многих не видно, а на те, что заметны, не стоит обращать внимания, я не так не считала. Они уродовали меня, мою некогда гладкую, красивую кожу. Даже наедине с ним я старалась прятать следы осеннего происшествия. Очень глупо, ведь к каждому шраму Лёша лично приложил руку, как и к самому факту того, что я осталась жива. Но я продолжала прятать свои шрамы, как нечто постыдное.

Из ванной комнаты выходила всегда в халате, покупала неглиже, прикрывающее спину и живот, старалась лишний раз не показываться обнажённой на глаза. Я чувствовала молчаливое раздражение Лёши от моего поведения, однако ничего с этим не делала, главное – не собиралась.

На пляж решили пойти всей семьёй, заодно показать мне достопримечательности, которые встретятся по пути. Поговорить, познакомиться поближе. Я восхищённо смотрела по сторонам, удивлялась увиденному.

Мне, родившейся в селе среди тайги, росшей в закрытой религиозной общине, после уехавшей в большой сибирский город, архитектура Светлогорска казалось настоящей диковинкой.

На пляже все быстро разоблачились. Мила каждую секунду дёргала папу, требуя сейчас же пойти в море, ей не терпелось показать, как она научилась плавать. Правда в нарукавниках и надувном круге, но никаких сомнений в том, что она плыла сама, возникать не должно.

Тамара тоже поспешила в море, заявив, что не каждый день выпадает столь хорошая погода и нужно пользоваться удачей. Виктор уселся на шезлонг, нацепив на голову кепку.

– Хорошо здесь, – довольно проговорил он. – Когда-то я каждый год ездил на юг. Свозить ребёнка на море было обязательной программой, считалось, что иначе он будет болеть целый год. А увидел побережье Балтийского моря и плюнул на все юга вместе взятые, а ребёнок, – он махнул в сторону Лёши с Милой, – и не думал болеть.

– Меня не возили на море, я тоже не болела, – поддержала я беседу.

– Когда мы познакомились с Тамарой, у неё был рак, а ей страшно хотелось на море. Какой юг при онкологии?.. Мы поехали сюда, в санаторий. Вот здесь-то я и сделал ей предложение, она ответила, что если выживет – обязательно выйдет за меня, и мы переем сюда. Как видите, переехали.

– Рак? – растерялась я.

Как любого человека меня пугало одно слово «рак», онкология в моём сознании была равна приговору. Мучительной смерти.

– Никаких сомнений, я лично ассистировал Бачинскому на её операции. Слышали, наверное, про Бачинского?

– Нет, – призналась я.

– Ну и слава богу, – кивнул Виктор. – Так вот, Бачинский тогда сказал, что у девочки шансов нет. Он на операцию согласился, потому что родителей её знал, не хотел надежды лишать. Но она выжила, говорит, благодаря мне. А я думаю – Балтийскому морю.

Я растерялась, не знала, что ответить.

– Загрузил я тебя своими воспоминаниями, – улыбнулся Виктор. – Ностальгия что-то накатывает, сердце надо проверить, – усмехнувшись, продолжил он. – Сходи лучше, искупайся.

Посмотрела на море. Лёша отошёл далеко от берега, держал за руки довольную Милу, которая отчаянно била ногами по воде, изображая неизвестный стиль плавания. Подтянула парео на плечи и осталась сидеть на месте.

Скинуть кусок яркой ткани прямо посредине людного пляжа, оголить спину, я никак не могла. Тысячи взглядов, ещё не обращённые ко мне, уже прожигали во мне дыру размером с вселенную. На физическом уровне я чувствовала ужас, страх, отвращение, которое вызовет моё уродство. Пусть мнимое, я хорошо понимала это, но сделать с собой ничего не могла.

– Можно посмотреть вашу спину, Люба? – вдруг услышала я. – Чисто профессиональный интерес. Краем глаза я видел следы работы сына, но хотел бы рассмотреть поближе.

– Прямо здесь? – опешила я.

– Почему нет? – ответил Виктор. – Живот – это, пожалуй, слишком интимно, хотя для врача не существует понятия «слишком», но спину можно и здесь посмотреть.

– Хорошо, – неуверенно кивнула я и повернулась спиной к говорящему.

Сначала я почувствовала взгляд, он ощущался настолько явно, что становилось не по себе. Потом несколько лёгких, при этом уверенных прикосновений, вернее сказать пальпаций.

– Здесь след от слепой раны, – услышала я за спиной.

– Да, – кивнула я. – Там осколок остался, при первой операции решили не трогать, опасно, а он через несколько дней сдвинулся…

– Алексей говорил. Задала ты жару врачам, Любовь Петровна Барханова. Три консилиума за сутки – не шуточки. Лёша тогда пару суток не спал точно, а может и больше. Урывками, по полчаса-часу, и то на диване в ординаторской.

– Он не рассказывал…