Он капризничал, устраивал истерики, сидел, насупившись, целый день. Мила не собиралась помогать адаптироваться Кириллу. Группу она считала своей территорией, с трудом смирившись с тем, что в их с папой доме поселилась чужая тётя с ребёнком, потому не собиралась сдавать позиции в садике. В итоге Кирилла перевели в группу по возрасту, и всё постепенно стало налаживаться. Мила сменила гнев на милость, и когда мы приходили их забирать, она довольно щебетала с Кириллом и щедро делилась игрушками.
Мила по-прежнему не уставала подчёркивать, что я собираюсь вероломно жениться на её папе, вот только ничегошеньки у меня не выйдет – у них уже есть мама. В сознании пятилетней девочки «жениться» значило зайти в церковь в белом красивом-прекрасивом платье, где у алтаря невесту ждал жених с шаферами и подружки невесты.
То, что мы жили под одной крышей и ночевали с её папой в одной кровати, не значило ровным счётом ничего. Впрочем, в рассуждениях малышки имелось зерно истины – с точки зрения закона.
Помимо совместных праздников, походов выходного дня в зоопарк, парт аттракционов или игровой центр, ежедневной борьбы со вспыхивающей, как лесные пожары, детской конкуренцией, ревностью, ссорами и драками, мы пережили ветрянку. В садике объявили карантин, не успели мы обдумать план действий, как наша неугомонная парочка покрылась характерной сыпью и выдала температуру.
Кирилл переносил ветрянку легко. Температура не поднималась выше тридцати восьми с половиной. Небольшая вялость, слабость, зуд – вот и всё. Миле досталось намного сильнее. Несколько ночей я не смыкала глаз, при этом мне приходилось ходить из угла комнаты в угол, покачивая Милу, а ведь она была крепенькой пятилетней девочкой, совсем не былиночкой.
Лёша пытался забрать дочку, но малышка цеплялась за меня мёртвой хваткой, начинала отчаянно плакать: «мама, мама, мамочка». Я тут же забирала Милу обратно. Неважно, как сильно я хотела спать, насколько уставала, как у меня болели руки и спина – слышать, что ребёнок плачет, зовёт маму, было невыносимо. Если мои руки хоть как-то скрашивали состояние малышки, я готова была потерпеть.
Несколько дней ветрянки прошли для меня как в аду. На помощь нам пришла Алевтина Осиповна, заявившись без приглашения. Она тут же начала наводить свои порядки, устанавливать режим сна, питания, строго следить за приёмом медикаментов. В последнем она умудрялась поставить на место даже собственного внука, который, на минуточку, был доктором медицины!
На раздражение, тем более борьбу с Алевтиной у меня не оставалось сил, я позволила ей командовать нашим парадом и вскоре обнаружила, что её система работает. Неуклонный режим дня и собранность помогали в экстренной ситуации.
Позже я внедрила некоторые постулаты Алевтины Осиповны в нашу повседневную жизнь и обнаружила, что жизнь по режиму с двумя погодками с совершенно разными интересами и возможностями облегчила всем существование. Мы не опаздывали в садик, на дополнительные занятия и спортивные секции. К слову, от ненавистного рисования для Милы я отказалась, включив на полную катушку авторитаризм собственного отца, который спал где-то в закромах моего характера. Кто бы мог подумать, что из всей доброжелательно настроенной родни Лёши нам поможет именно Алевтина Осиповна, которая после моего решительного заявления, что Мила студию ИЗО больше посещать не станет, посмотрела на меня другими глазами.
Что ещё случилось за прошедший год? Много всего или почти ничего. Мы просто жили одной семьёй, делили трудности и радости поровну.
К весне вопрос о бракосочетании встал второй раз. До этого он был решённым, мы точно знали, что когда-нибудь обязательно поженимся, к весне же стали говорить о том, когда именно. Тогда-то, кинув взгляд на коллекцию Лёши и кольцо с синим янтарём, которое постоянно носила, я подумала о Светлогорске.
– Может быть, поженимся в Светлогорске? – предложила я.
– Отличная идея, – подхватил Лёша. – Просто замечательная! Мама Тамара будет в восторге. Все будут в восторге!
– А ты? – прищурилась я.
– Напрашиваешься на выражение моего восторга в физической, доступной для понимания форме? – засиял в ответ Лёша. – Иди-ка сюда, – он потянул меня за ногу, от чего я проехалась на простыне прямиком в его объятья.
Что сказать? Выражать восторг Лёша умел.
Все в восторге не были. Я имею в виду моих родителей. То, что я жила с мужчиной без брака и родительского благословения, заметно огорчало маму и злило отца, однако, они держали свои мысли и выводы при себе. Напрямую критиковать мой выбор не решались, всё-таки Алексей Викторович Демидов был тем, кто спас жизнь их дочери.