Вероятно, дьявол

Я вела себя очень дурно. Обвиняла его, что он посадил меня в такси в мокрой одежде, поэтому он, рискуя быть застигнутым женой, вынужден был поехать за сухой одеждой к себе домой. Этот эпизод казался большой загадкой – я ломала голову, зачем нужно было заезжать к нему домой, где его ждала жена, ведь быстрее было бы сразу поехать в Подколокло, где я могла переодеться.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы всё происходило само собой? – спрашивал он. – Не хочешь прикладывать никаких усилий. Привыкла, чтобы всё решали и делали за тебя. Ты должна сказать, чего ты хочешь. Иначе ты не хочешь ничего и тебе всё равно, кто находится рядом с тобой.

Я хотела только, чтобы он не злился, но он был прав – я действительно считала, что всё должно происходить само собой, без этих мучительных разговоров. Я хотела ему угодить и спустя несколько минут, казавшихся бесконечными, выдавила из себя единственное, что, как казалось, могло его удовлетворить.

– Я хочу, чтобы вы меня трахнули? – услышала свой, произнесённый неприятно высоким голосом, то ли ответ, то ли вопрос. Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног. Я наконец это сказала, но не испытала облегчения.

– Как банально, – ответил он, – но от тебя я большего не ожидал. Ты знаешь, что такое секс?

– Что?

– Секс – это я. Я – бог секса. У меня было всё. Ты и вообразить себе не можешь, что у меня было. Я не знаю, что ты можешь мне дать. Трахнуть тебя может любой пацанчик на улице, а мне это неинтересно.

Он продолжил заколачивать очередной гвоздь:

– Ты не помнишь, как вчера вцепилась в меня и говорила: «Я вас люблю, я вас люблю, – писклявым голосом он передразнивает мою интонацию, – я вас люблю». Я спрашивал: «Соня, чего ты хочешь? Ради чего ты притащила меня домой?» А ты морозилась, – снова передразнивает меня: – «Хочу, чтобы вы просто лежали со мной». Ничего глупее в жизни не слышал! По-твоему, я первоклассник какой-то?

На мгновение мне становится смешно от внезапного узнавания – пусть я этого и не помню, но представляю, что именно так я и говорила, но тут же ощущаю страх и дикую усталость. Он поворачивается на локте, склоняясь ко мне:

– Про любовь я чтобы больше не слышал, понятно? Я презираю любовь, для меня её не существует. Только ханжи называют любовью секс под одеялом с выключенным светом, хотя к такому ты и привыкла. Я признаю другое.

– Что другое? – робко спрашиваю я из-под одеяла.

– Обожание, – он делает многозначительную паузу, обводит комнату взглядом. – Обожание – вот что мне нужно. Болтать о любви может каждый дурак, а испытывать обожание, отдавать – для этого нужно мужество. У меня уже была любовь – до разрыва аорты, ты такую и представить не можешь. Мне хватило. Genug[14]. Ты понимаешь?

– Да, я понимаю. Я вас обожаю, – торопливо отвечаю.

– Нет, ты не знаешь, что такое обожание. Ты не умеешь отдавать, ты такая же, как все – только берёшь, берёшь, берёшь. Что ты можешь мне дать? Только что просила тебя трахнуть, а сама ничего не предложила взамен.

– Я хочу делать вам приятно.

Под тенью одеяла его кожа дробится на полутона – от тёмно-синего до цвета пламени.

Обожание не синоним любви, а его антипод. Обожание стоит ближе к фанатизму, чем к любви, но лишено пошлости фанатизма. Пошлость он презирает. Пошлость – последнее, с чем он может мириться. Возникнув однажды, с объектом обожания у вас возникает уникальная связь, крепкая – на всю жизнь, но одновременно и такая хрупкая, ведь малейшее проявление пошлости может её разорвать. Один взгляд на объект обожания, одна малейшая точка соприкосновения даёт ощущение избранности. Эту связь следует бережно охранять от постороннего вмешательства – обожание существует только между двумя. Один намёк, поданный посторонним, навсегда разрушит связь. Навсегда закроет путь к объекту обожания. Объект обожания – божество, которому ты посвящаешь жизнь. Отдаёшь и не требуешь ничего взамен. Это очень просто. Возведённое на пьедестал, отделённое от всего мирского, божество может пассивно принимать изливаемое на него обожание или, не снисходя до объяснений, безмолвно отвергать, сохраняя свой статус избранности, но ты всё равно остаёшься в его полном распоряжении. Любая защита от божества бессмысленна, да и не существует таких средств, которые могли бы защитить от его божественного сияния. Божество совершенно и сотворено из неземного золотого света, и не все смертные, включая студентов нашей Школы, могут увидеть его улыбку. А его гнев приводит в отчаяние. Сейчас я видела его гнев.

Наконец я понимаю, что от меня требуется – молить о пощаде, уповать на его милость. Подныривая под одеяло, прячась в складках, я умоляю его о прощении.

– Мне так жаль, так жаль, так стыдно. Простите меня. Я больше так не буду, больше не огорчу вас.

– Насколько тебе жаль?

– Так сильно жаль, до смерти жаль, я умру, если вы меня не простите. До остановки сердца жаль. Пожалуйста, простите меня, я буду вас обожать, буду отдавать.

– Ну ладно, но только на первый раз. Ещё раз такое повторится, и ты больше меня не увидишь, пробкой вылетишь из мастерской.