Вероятно, дьявол

Остальное пространство – это уже, как говорила моя прабабушка, «вулица» – состояло из коридора с дверями вдоль стен в узорах потрёпанных советских обоев, нагромождения шкафов, закрытых на тяжёлые навесные замки – какие такие сокровища там хранились? По выходным я слышала, как Тамара отмыкает замок, гремит кастрюлями, сковородками. И под этот аккомпанемент ненависть змеёй заползала ко мне в комнату, в ноздри, под кожу сквозь просвет под дверью вместе с запахом поспевающего на кухне воскресного обеда – свиные отбивные, замаринованные в чесноке, жаренная на сале с луком картошка, реже булькала жирная ушица. Вёдра и швабры, расставленные по углам как стража, по воскресеньям тоже приходили в движение, присовокупив ко всему прочему острый запах хлорки и сырого белья, развешанного сушиться на протянутых под потолком между нашими комнатами верёвках.

Цвет белья – розовый. Из-под дышащих теплом жатых складок я смотрю на шторку и сухие листочки под подоконником. Осень, мой сад опадает. Квартира притихла, будто всё хорошо, – никто не шаркает тапками в коридоре, не матерится, не хлопает дверями и не подсматривает в скважину. Может быть, всё было и не так уж плохо вчера? Кажется, так – пришло сообщение от него.

Я приеду? Или ты занята?

Нет, очень жду вас. Приезжайте.

Так-так-так, тик-так. На бомбе начал отсчёт красный таймер, а я в панике – удалять волосы и наряжаться. Профессор напоминал: «Волосы удаляла ещё Клеопатра, а ты чем лучше?»

А я напоминала ему адрес, он у меня, как назло, сложный – такси вечно ошибается. Кто его знает, сколько там единиц, дробей и строений – 10/1/1с1. Дому в переулке я признаюсь в любви и придумываю глупое стихотворение:

Перекло-Подколокло
Переклок-Подколоклок, —

а ему отправляю заученное:

Вход со стороны Хитровской площади у железных ворот, кодовый замок 35…

Стираю последнюю ненужную фразу – сама открою. Заранее высматриваю такси, чтобы вдруг куда не туда не уехал, а он всё равно спрашивает:

Я не вовремя? Ты не одна? Мне не ехать?

Очень яркое и очень жёлтое такси останавливается у железных ворот. Я воздаю хвалу посланнику Бога Аллаха, сыну пророка Мухаммеда, который не заблудился и не высадил по дороге, в чём был бы по-своему прав, пассажира в настроении «Я есмь Альфа и Омега»[18]. Открывается дверь рядом с водителем. Приехал Профессор.

Беру его под руку. Пока мы в темноте идём через двор к дому, поднимаемся по лестнице на крыльцо, увитое диким виноградом, говорит откуда-то из глубины уже недовольным голосом:

– Я не вовремя? Я мешаю? Хочешь, я уйду? Ты скажи…

Ну а я сильнее сжимаю его локоть и, как попугай, всё повторяю и повторяю:

– Вовремя. Не мешаете. Не пущу.

Хочу встать из кровати, начать этот день, сбежать, но нельзя. Лежу и лелею его сон, затаившись, продлевая затишье, пока он – змей – открыл только один глаз, второй покоится в темноте.

– Мусь, мне так плохо, так плохо.

И мне плохо, когда ему плохо.

– Бедный, не выспались?

– Нет, я так плохо спал.

– Вы говорили во сне.

– Мусь, мне так плохо, принеси… что-нибудь.

Что, что ему принести? Обнимаю розовый кокон, куколку, покрываю поцелуями и всем весом, всем своим коротким ростом, будто я большая, а он – маленький, подтыкаю одеяло, как пеленают младенцев, чтобы обездвиженные дети не волновались. Конвертик с тельцем, как пирожок с повидлом, расстегай с рыбкой, ватрушка с творогом. Смеха ради, перевернув жизнь с ног на голову, мы играем в малыша и взрослую тётю.

– Так-так-так, кто тут у нас такой сладенький?

Вдыхаю его приторный жар, как нюхают влажную головку младенца. Парфюмерная вода La Haine[19] – запах ненависти.

– Обожаю ваш запах! – льну к драгоценной макушке.

– Мусь! Ну не лезь!

Знаю, что духи дорогие – подарок от Бориса Дмитриевича на день рождения.

– У тебя на такие денег не хватит. Не то что твоя дешёвочка.

Всё верно, его парфюм стоит, как аренда моей комнаты ровно за два месяца.

– Я подарю, подарю! – клянусь, пытаюсь закрыть рот поцелуем.

– Ага. Когда? – цедит сквозь стиснутые зубы.

– А ещё роскошную норковую шубу! Или, хотите, шиншиллу? Вам очень пойдёт, будете так ходить на заседание кафедры – в шубе и цепях!

– Глупая, купи лучше пепельницу нормальную.

Вместо пепельницы у меня блюдце с васильками и золотой каймой, в котором пепел мешается со следами варенья.

– Где мои сигареты?

Приношу.

– Зажигалка?

Приношу. Я рада встать, одеться, метаться по красной комнате в поиске раскиданных им с вечера вещей. Раз и два наступаю босыми ногами на что-то холодное. Ещё вчера я подняла его брошенные на пол джинсы, чтобы не помялись – он не терпел мятой одежды, а у меня не было не только пепельницы, но и утюга – повесила на спинку стула. Стараясь делать всё аккуратно, не подумала про тяжесть в карманах, и из них обрушился водопад рыжих монеток, смятых денег, фантиков и разноцветные M&M’s.

– Принёс тебе конфект!