Вероломство

— Я устала от Бостона, — сказала она, проводя кончиками пальцев по книжным корешкам. — Все эти бессмысленные вечеринки, приемы, по пятницам — симфонические концерты. Иногда хочется волком взвыть. Я хочу сделать что-нибудь такое, что изменило бы мою жизнь. Надоело плыть по течению.

— Ну так делай.

— Что, Томас?

Он засмеялся и налил два стакана бренди.

— Это тебе решать, Абигейл.

Она усмехнулась:

— Может, пойти в монахини?

— А что на это скажет Бенджамин?

— Ему все равно. — Она отошла от книжного шкафа и взяла предложенное бренди. — Он больше меня не хочет.

Томасу стало неловко.

— Абигейл…

— Мы не спим вместе уже полгода. — Потягивая бренди, она нагло смотрела на Томаса из-за стакана; она даже не покраснела, и казалось, наслаждается его дискомфортом. — Тебя шокирует моя откровенность?

— Нет, — спокойно ответил он. — Просто я не знаю, чего от тебя ждать, что ты скажешь в следующую минуту. Ты и ребенком была своенравна. Совершенно непредсказуема.

Абигейл пожала плечами:

— Я эгоистка. Люблю поступать так, как мне хочется.

— Пожалуй, с этим можно согласиться.

— Я хочу, чтобы меня любили, Томас, — сказала она надломившимся голосом.

Он откашлялся:

— Каждый человек этого хочет.

Она презрительно фыркнула и вдруг спросила:

— А что бы ты стал делать, если бы я сейчас скинула с себя одежду?

Пораженный Томас не нашелся, что ответить.

Она засмеялась, довольная его реакцией. Отставила бренди и начала неторопливо расстегивать блузку.

— Абигейл, не надо.

— Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, — продолжала она, — я любила прохаживаться мимо твоего дома и мечтать, представлять себе, как ты дотрагиваешься до моей груди. Я становилась старше, мне хотелось, чтобы ты касался языком моих сосков. Ужасно, правда, Томас? — Она расстегнула блузку, вытащила ее из-под юбки и бросила на пол. На ней был кружевной бюстгальтер, но сквозь двойной слой тонкой материи Томас прекрасно различал коричневые соски. Абигейл улыбнулась. В ее невозможно синих глазах сверкнули капельки слез. — Я ужасная, я знаю.

— Нет, вовсе нет, Абигейл. Ты в незнакомой стране, ты растерялась…

— Я не растерялась. Я прекрасно знаю, чего хочу.

— Абигейл…

Она сняла с плеч бретельки, и бюстгальтер соскользнул вниз. На груди и руках блестели крошечные капельки пота. Ее груди были полные, красивые, соски удивительно темные, вытянувшиеся. Бюстгальтер последовал за блузкой.

— Бенджамин просит, чтобы я дала ему развод.

По щекам у нее полились слезы. В теплой, сыроватой квартире Томаса было так тихо, что слышалось дыхание.

— Полюби меня, Томас, — прошептала Абигейл. — Не отталкивай меня.

Предощущая в себе пробуждение страсти, Томас поспешно поднял с пола бюстгальтер и протянул его Абигейл:

— Я провожу тебя до отеля.

— Нет!

С внезапностью и энергичностью, поразившей Томаса, она привлекла его к себе, взяла его ладонь и приложила к своей груди.

— Полюби меня, — молила она. — Прошу тебя, Томас… Пожалуйста!

Он убрал руку.

— Но не так же, Абигейл! Потом я возненавижу себя за то, что воспользовался тобой. И ты себя возненавидишь. — Он смотрел как бы мимо нее. — Давай забудем этот эпизод.

Она проворно надела бюстгальтер.

— Мне не забыть.

И она действительно не забыла. Пришла к нему на следующий день. И через день. Не разоблачалась, не умоляла, просто рассказывала Томасу, как за последний год намучилась в браке, как ей одиноко, как хочется ей быть хорошей матерью Квентину, несмотря на грозящий развод.

— Разумеется, я разрешу ему встречаться с сыном, — говорила она. — Мы постараемся, чтобы наш разрыв привлек как можно меньше внимания. Просто мы не сошлись характерами с Бенджамином. Нет смысла поддерживать отношения, которых, по существу, уже нет.

— Очень жаль, Абигейл, что у вас так вышло. Я люблю и тебя, и Бенджамина.

— Нечего жалеть. Поверь, все к лучшему. — Она храбро улыбнулась, но скоро помрачнела. — Боюсь, я уже непривлекательна для мужчин. Я прекрасно понимаю, что не красавица…

— Брось. Ты очень интересная женщина.

Абигейл вскинула брови:

— Тогда почему ты отвергаешь меня?

Он улыбнулся:

— Уверяю, вовсе не потому, что не испытываю искушения.

Это ей и хотелось услышать.

На следующий вечер она пришла к Томасу с пластинками Фрэнка Синатры и Дюка Эллингтона. Включив старенький проигрыватель, они танцевали до полуночи. И занимались любовью до рассвета.

Так продолжалось до конца ее десятидневного визита в Сайгон.

И хотя Томаса заворожили ее молодость, оптимизм и симпатичная развязность, все-таки он не мог освободиться от мысли, что совершает нечто дурное. Ведь Абигейл замужняя женщина. Никаких формальных подтверждений разрыва, а тем более развода, не было. Томас считал, что она должна разобраться с одним мужчиной, прежде чем пускаться во что-либо серьезное с другим, но, вспомнив Жана-Поля Жерара, он понял — Абигейл не из тех, кого смущает адюльтер[22].

Проводил ее Томас со смешанным чувством печали и облегчения.

Она обещала скоро вернуться.

— Я обожаю тебя, Томас, — сказала Абигейл, поцеловав его в аэропорту. Даже когда он повернул прочь, она продолжала стоять с полуприкрытым ртом.