Вероника из Тарлинга

Конта сбросил верхнюю одежду на стулья в углу и убрал со лба мокрые пряди волос.

— Я снял у Баффо комнату до последнего дня этого года, разве ты забыла? Могу ночевать здесь по праву. Не хотелось тревожить старика, потом пришлось бы выслушивать его причитанья и приглашенья к позднему ужину. Решил постучать к вам и тихо пробраться в свою каморку через общую кухню. Я разбудил тебя? Ты дрожишь, руки совсем замерзли… Почему здесь так холодно, вам не хватает дров и угля? Вероника, ты завтра же перейдешь в дом барона, ты больше не должна оставаться здесь. Разумеется, и Марлен тоже.

— Мне нужно подумать…

— Сделаем это вместе. Но сначала проведи меня к очагу, я разожгу огонь.

— Да, конечно… идемте за мной. У нас очень теплый дом, только от двери немного дует в морозы, но Люго помогал утеплить щели. Сюда, прошу вас. Я принесу домашние туфли, они принадлежат Марлен, однако так велики, что она в них ходить не может, — это Баффо нарочно устроил такую шутку на прошлые праздники. Вам туфли должны подойти… садитесь сюда, я помогу снять сапоги.

— Может сразу принесешь носки из козьего пуха? Мне никак нельзя свалиться с простудой в ближайшее время.

Присев на скамеечку у его ног, она замерла, стараясь разглядеть в полумраке выражение лица герцога. Неужели он шутит? И зачем пришел сюда в снегопад и метель, хотя мог бы остаться на ночь в гораздо более пышных покоях? Неужели хотел видеть ее… только для того, чтобы видеть ее…

— С сапогами я сам разберусь. Лучше согрей воды и подай мед. Ухх, как там холодно и темно!

"Странно, он выглядит очень довольным…"

— Так всегда бывает накануне самых долгих ночей, — прошептала Вероника.

— Вот поэтому тебе и нельзя оставаться здесь! Я обо всем позабочусь.

Она выбрала из корзины с дровами пару тонких осиновых чурочек и забросила их в очаг. Осталось немного разворошить угли железной клюкой, чтобы огоньки пламени вновь подняли жадные головки и быстро охватили собой сухую древесную плоть.

Еще нужно зажечь свечу на столе. Одной будет достаточно. Вероника немного стыдилась своего старенького передника и поношенного платья с заплатками на локтях.

— Довольно хлопотать. Сядь рядом на эту скамеечку и дай на тебя посмотреть, — мягко проговорил Конта.

Молча, она подвинула низкий табурет к герцогу, оставляя расстояние меж ним и собой в полшага.

— Ведь ты не боишься меня, Вероника?

— У меня нет причин и, надеюсь, не будет впредь. Но вы мне пока не муж.

Казалось, ее сдержанный ответ вновь его позабавил, Конта с легкой улыбкой вглядывался в ее раскрасневшееся от близости очага личико и даже будто одобрительно покачивал головой. И в этот момент Вероника вдруг тайным женским чутьем поняла некоторые его желания и порывы.

Сейчас перед ней сидел не герой любимой сказки, не бесплотный дух, а самый настоящий мужчина. А уж сколько их повидала Вероника на улицах и в мастерских Тарлинга, сколько выслушала рассказов о них от болтливых соседок!

Пусть Конта был грозным и могущественным, но в первую очередь он все же оставался мужчиной, который не прочь хорошенько выпить и закусить, по первому зову трубы готов вскочить на коня, чтобы ввязаться в самую гущу сражения, а в перерывах между боями порой думал о том, как бы уложить в постель привлекательную девицу. Желательно помоложе и с пышными формами.

Пораженная своим открытием, Вероника смело подняла глаза на собеседника и, выпрямившись на своем табурете, уже без малейшего смущения спросила:

— Остались ли вы довольны обедом у Бургомистра?

— Оленина была превосходна, вино не хуже, чем в Гальсбурге. А вот в соус, поданный к устрицам, на мой вкус, положили многовато имбиря.

— И только? А наши красавицы как вам показались?

— Они, и правда, прекрасны, — все как будто на одно лицо. Правда, у одной оно было прикрыто вуалью, спускающейся с остроконечной шляпы, а другая постоянно пряталась за пышным веером из перьев заморской птицы.

— Наверно, это Тарильда — дочь Главного Архитектора. У нее растут крохотные усики и родинка над губой. Но при том замечательные глаза и дивный голос.

— Усов я не заметил, а голос… да, девица пела хорошо… — рассеянно вспоминал Конта, вызывая у Вероники странное недовольство. «И зачем я только стала расспрашивать о приеме! Вот только задам последний вопрос…»

— Надеюсь, обошлось без обмороков?

Вероника ни за что не призналась бы себе, что ее настигли обычные муки ревности. Они-то и заставляли возвращаться к теме прошедшей встречи Конты с юными особами. Однако он быстро пресек ее язвительные намеки добродушным замечанием:

— И не совестно тебе подтрунивать над сестрой?

— Я и не думала! Простите, мой вопрос был неуместен. А что касается Терезы, то мы часто шутим друг над другом — беззлобно и ради веселья, потом обнимаемся и смеемся вместе. Но, вы правы… сейчас я сказала лишнее.

— Так, может, теперь обнимешь меня?

— Зачем? — насторожилась Вероника, чувствуя, как все жарче становится сидеть у разгоревшегося очага. Хочется отодвинуться дальше. И от него тоже.

— Как знак раскаяния… или приветствия. Ведь мы помолвлены, а не просто добрые соседи. Скоро ты станешь моей женой.