Вершина мира

Я подхожу ближе к Наташкиному обидчику и внимательно его рассматриваю, пялюсь, как на скульптуру. Как по мне, он, конечно, редкостный урод. Но девки таких любят. Высокий, на полголовы выше меня, мощный, косая сажень в плечах, крепкий, наглый, уверенный.

Я ещё раз поворачиваюсь к Рыбкиной. Она будто в шоке. Ничего, сейчас с этим покончим и займёмся ей.

Воспользовавшись тем, что я отвернулся этот истинный джентльмен наносит мне удар. Вернее пытается. Но я-то знаю таких джентльменов, поэтому ожидаю такой подлости и контролирую его периферийным зрением. Я успеваю среагировать и уклоняюсь от летящего на меня кулака, здорового, как молот.

И, воспользовавшись, тем, что он, подаваясь вперёд, теряет равновесие, бью основанием ладони сбоку в челюсть. Что-то неприятно хрустит, и он со всего маху падает на пол. Упав, Фриц тут же вскакивает и трясёт головой. Ага. Разок пропустил, считай бой проиграл.

Адреналин хлещет, как из брандспойта, меня просто колотит и я в таком состоянии, что реально сейчас могу сквозь стену пройти.

— Ты борец, да? — спрашиваю я. — Вольная или какая?

Он не отвечает, выбирая момент для удара. Ну-ну, давай, попробуй. Мы топчемся и переминаемся с ноги на ногу, ходя по кругу. Наконец, он решает начать атаку и тут же получает по носу.

Разозлившись, Фриц машет руками, как мельница, но ни один из его ударов не достигает цели. Я легко уворачиваюсь и, воспользовавшись моментом, делаю подсечку. Он снова обрушивается на пол и опять мгновенно вскакивает. И тут уже, будучи абсолютно разъярённым, снова бросается на меня. Я уворачиваюсь и оказываюсь у него за спиной.

Мгновенно вытаскиваю нож для резки бумаги и со всей дури втыкаю ему в мягкие ткани пониже спины. Он орёт, как мамонт и, развернувшись снова прёт на меня, подгоняемый «кинжалом в жопе».

Глаза налиты кровью, а сам он уже ничего не разбирает. Зато я разбираю и бью в нос, сообщая энергию, достаточную для остановки этой махины. Я засаживаю со всей дури, ломая хрящи. Одурев от боли, с торчащим из зада тупым ножом, Фриц идёт на меня, позабыв все возможные правила боя.

Разумеется, он сразу же подставляется, пропуская болезненный удар и даёт мне возможность для броска, после которого снова падает на пол. Я ставлю ногу ему на затылок, с силой вдавливая его рожу в пол. Ничего, хирургам веселее будет. Он орёт и стучит ладонью по полу.

— Отдыхай пока, — говорю я. — Но мы с тобой ещё не закончили. Увидимся как-нибудь.

Я подхожу к Рыбкиной.

— Иди сюда, — шепчу я и прижимаю к себе. — Ничего, всё хорошо. Всё хорошо.

Я стараюсь говорить, как можно мягче.

— Наташ, не бойся, всё страшное уже позади. Где болит? Скажи мне, я должен знать.

Она крутит головой.

— Что, не хочешь говорить?

— Нигде, — тоже шепчет она и начинает реветь. — Он не успел ничего сделать, только пощёчину влепил…

Я прижимаю её голову к своей.

— Ну-ну, всё хорошо уже. Больше он к тебе близко не подойдёт. А если подойдёт, я ему член отрежу ножом для бумаги.

Я стаскиваю с себя куртку и буквально заворачиваю в неё Рыбкину. Куртка ей большая, поэтому неплохо закрывает всё, что посторонним видеть не стоит. Мы спускаемся по лестнице и идём на выход.

— Даже не потанцевали, да? — пытаюсь я разредить обстановку, но никто не реагирует.

Когда мы проходим по фойе, я вижу, как ещё три здоровяка бегут вверх по лестнице. Но нас это уже не касается. Юрка бежит в гардероб за Наташкиным пальто, а мы выходим на улицу. Тут стоит несколько машин такси. Удачно.

Садимся в одну из них, дожидаемся Юрку и едем домой. Я поднимаюсь вместе с Наташкой. Её батя храпит, создавая невероятные шумовые эффекты.

— Давай, милая, иди в душ, а потом выпей горячего чая с мёдом и сразу в постель. Всё уже позади. Больше бояться нечего.

Она дрожит, как ягнёнок на ветру. Бедолага.

— Спасибо, — шепчет она. — Прости меня, я такая дура…

— Ты не дура, ты просто… — я подбираю слова. — Ты просто не знала что делать, вот и…

— Нет, — качает она головой. — Я просто хотела, чтобы ты ревновал… А ты… А тебе было всё равно.

— Я знаю. Знаю… Для чего ты это сделала.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю.

— Прости меня, это всё из-за моей глупости. Ты сможешь меня простить?

Да разрази же меня гром! Она стоит прямо передо мной, а глаза такие огромные и полные слёз.

— Ты сможешь? Сможешь простить?

Я не успеваю ответить, потому что она прижимается ко мне всем телом и целует.

И да, всё-таки разрази меня, пожалуйста, гром, потому что я отвечаю на этот поцелуй. Он длится долго и заставляет меня… В общем… В общем, она чувствует мою скрытую силу, упирающуюся в неё.

Но я собираю всю волю и отрываю её от себя.

— Нет, Наташ, не сегодня, — говорю я и…

И просто ухожу.

Интересно, будет когда-нибудь у меня возможность просто лечь и ничего не делать? Я, конечно, живу очень насыщенной и максимально интересной жизнью, но как-то это уже начинает меня утомлять. Может, ну его всё нахрен, и на пенсию, на дачу?