Вершина мира. Книга первая

Куприна подалась вперед и, щурясь от отблесков света, приоткрыв рот некоторое время меня рассматривая, отвратительно пуская при этом слюну. По-птичьему повертев головой, она издала что-то похожее на хрюканье. Это все должно было сходу убедить меня, что она у нас скорбна головушкой. А через миг она стала снова самой собой — холодной расчетливой стервой. Удивленно подняла брови, глядя на меня, будто только сейчас меня увидела.

— Зачем меня сюда привели? — холодно поинтересовалась она, разглядывая мою госпитальную форму, а мне показалось, что я слышу себя, только в записи. — И вы кто? Врач? Я не вызывала врачей! Кто посмел вызвать мне врача без моего приказа? В конце концов, я герцогиня и моих приказов должны слушаться все! Где моя горничная?

— Все правильно, — подтвердила я, заставляя себя улыбнуться и говорить ровно. — Вы не вызывали врача, но такова процедура. Это обычна практика. Меня вызвал начальник этого отдела для освидетельствования вашего душевного здоровья и психологической стабильности.

— Сколько он вам заплатил? — подавшись вперед, хищно спросила она.

— Простите? — нахмурилась я, откидываясь на спинку стула и устраивая локти на узких подлокотниках. Похоже, разговор наш обещает стать интересным.

— Не делайте такие удивленные глаза, девчонка! — резко одернула она меня. — Я говорю про вашего начальника — Романова! Сколько он заплатил вам, чтобы признать меня нормальной, даже не смотря на мое душевное нездоровье?

— Простите великодушно… — спокойно проговорила я, сверяясь с бумагами, лежащими передо мной на столе, — госпожа Куприна, но моего начальника зовут Геннадий Васильевич Градобоев, он единственный и неповторимый. А никакого Романова я, простите, не знаю, а вызвал меня на освидетельствование следователь, ведущий ваше дело, — я снова сверилась с бумагами, — некий Эжен д" Санси.

— Значит, про Романова вы ни сном, ни духом? — подозрительно поинтересовалась она.

— Вы абсолютно правы, — глядя на нее невинными глазами без зазрения совести соврала я.

— А мы с вами никогда не встречались? — Все так же подозрительно спросила она, внимательно меня разглядывая.

— Не имели чести, — тут уж и врать не пришлось, я так ее точно не помню, да и она меня тоже.

— Хорошо, — женщина напротив, откинулась на спинку стула и вроде бы успокоилась. — Спрашивайте!

А потом начала хохотать. Неистово и без наигрыша. Я переждала взрыв веселья, раскрыла психологические тесты, выданные мне Ликой, и дала старт всему тому фарсу, за которым в течение двух часов был вынужден наблюдать Эжен. Впрочем, посмотреть было на что, и я даже немного сожалела, что любуюсь этими картинками я, а не Лика, уж она-то оценила бы все по достоинству. Очевидно, маманя на досуге полистала книги по прикладной психологии, и набралась оттуда невесть чего.

Отвечая на вопросы теста, она вдруг впадала в ступор и замолкала на добрый десяток минут, застывая в одном положении и глядя перед собой стеклянными глазами, словно манекен в дорогом магазине. Я не торопила ее, пусть порезвиться, если ей это так необходимо.

Где-то через час госпоже Куприной надоел этот прием и она решила разнообразить репертуар, впадая в неоправданную агрессию и даже делала попытки напасть на меня с целью удушения, в самый последний момент, однако, отказываясь от своих намерений. Она забивалась в угол и бормотала что-то, глядя перед собой невидящими глазами, будто в комнате был еще кто-то третий, моему взору недоступный. Все это представление сдабривалось полновесным бредом с яркими галлюцинациями и диалогами в трех, а то и в четырех лицах. Здесь она, пожалуй, перебарщивала — раздвоение личности еще куда ни шло, а вот растроение и расчетверение, это простите, ни в какие ворота! А уж в симптомы шизоидной истерички, которую симулировала моя собеседница, тем более.

Она безбожно мешала симптоматику, выхватывая куски из различных истероидных состояний, не гнушаясь симптоматикой явно алкогольного, наркотического и вирусного происхождения. Да уж, огромный поток информации и явное дилетантство все-таки погубят наш и без того сумасшедший мир.

Я изо всех сил помогала ей — сочувственно вздыхала, жалела, как могла, успокаивала, разговаривала ласково, короче делала все, чтобы убедить ее в моем безоговорочном доверии.

Напоследок Карина выдала мне самый шикарный номер своей программы, да так, что мне захотелось вскочить со своего места, зааплодировать и потребовать повторения на "бис". Она очень осторожно, можно даже сказать грациозно сползла со своего стула и изобразила так называемую "истерическую дугу", имитирующую больными эпилептический припадок. Как с листа! Она уперлась в пол затылком, не щадя свои ухоженные волосы, и пятками. Руки согнуты в локтях, плотно прижаты к бокам, пальцы в кулаки. До настоящих судорог, до кровавых борозд на ладонях.