Вершители Эпох

Оба атакуют уверенно и отчётливо, заставляя её отступать под чередующимися атаками огня и стали, и теперь, когда время от времени в бой вмешивается Инно, становится совсем тяжело. Но меч продолжает плавно отводить атаки, крутясь в руках как мельница, только с огромной скоростью. Отточенные за десятилетия защита, позиции, стойки, методы контратак не идут ни в какое сравнение с беснующейся силой Харао или дюжине лет обучения Энью. Вайесс ничего не чувствует — ни боли, ни удовольствия от переполняющей её энергии, ни экстаза схватки, где она, загнанная в угол, продолжает побеждать, даже не чувствует жалости к этому курчавому парню, всего пару дней назад так усердно учащемуся дистанционной магии. В этот момент, как бы ни рвалось её сердце, как бы ни было тяжело, она должна терпеть, обязана оставаться невозмутимой — как воин, как Вершитель Эпох и как Судья.

***

— Ты ждал меня?

— Это должно было произойти, — усмехается Юнмин, отхлёбывая чай, потом обращается к официанту. — Может, что-нибудь из главных блюд?

— Голодный? — полу-заботливо осведомляется Джон, пока официант отрицательно мотает головой. — Жалко.

— Ничего. Пара тысяч лет — и привыкаешь к голоду. Правда, ничего страшного.

— Дашь закурить?

— Не-ет, — смеётся Юнмин, и Джон узнаёт его, этот смех. — Я думал, ты перестал. Я вот перестал. Почти. Кстати, та зажигалка с тобой? «Смерть — ещё не конец», или как там?

— Наоборот, «Жизнь — только начало».

— И что по этому поводу думаешь?

— Думаю, что Эдвин Рокс никогда такого не говорил, кем бы он ни был, — признаётся Джон, утопая в кожаной обивке. — Маркетинг, и всё.

— Почему тогда носишь? Память? Или как какой-то смысл?

— Напоминание. Ношу, потому что не всегда обязательно о чём-то знать, чтобы это любить. Как жизнь.

— Мудро, — шутит Юнмин, доканчивая мороженое.

— Не смейся, — улыбается Джон. — Сначала поживи с моё, а потом уже…

— Кстати, сколько тебе?

— Не считал.

— Я тоже… А ей?

— Не больше двухсот.

***

Что-то произошло. Она почувствовала это всем своим нутром, каждой клеточкой тела и каждой частичкой силы. Нервозно затрещала татуировка, сдавил вены красный куб… Внешне ничего не случилось — она всё так же отступала под атаками Энью и Харао, всё так же наносила контрудары, выводя то одного, то другого из строя на пару секунд. Показалось, что мир изменился, будто потерял какую-то одну, неважную, но всё-таки существующую до этого момента краску. Заглянула в белый мир — нет, не показалось — там, далеко, в перипетиях киноплёнки замерцали белым пустоты, пробелы судьбы, то, что она не могла предугадать. И теперь именно эти мелкие, неминуемо приближающиеся просчёты могли стоить ей жизни. Нет, ей было наплевать на это, но её жизнь ставила под угрозу Джона, а этого она допустить не могла. Нужно было что-то делать, делать срочно, так что она решилась на риск: просмотр плёнки белого мира стоил ей времени, небольшого, но всё-таки стоил, так что она отбросила его, положившись только на свою интуицию, навыки и опыт. И этот риск Вайесс тоже выбирала сама, что бы потом Джон ни сказал, как бы ни возмущался, риск был оправдан, целиком и полностью оправдан. Она глубоко вздохнула и сжала рукоять так сильно, что на гарде показалась трещина. Вайесс высвобождала те ощущения, когда убивала в стеклянном лесу, когда убивала в иллюзии города, убивала в походе с Волонтёрами… А потом она вспомнила, как до этого убивала гораздо больше, в бессчётном количестве не-своих жизней, в бесконечных сражениях, полных только отчаяния, запаха смерти и тлена.

Вскинулась наполненная мощью рука, налились венами и чернотой мышцы, ушла за вторую половину лица рокочущая татуировка, перекрывшая второй глаз. Меч с грохотом прорезал пространство. Взвились клубы дыма и камней, откололся и упал треугольный, филигранно отрезанный кусок стеллы. Что-то живое пошатнулось и упало, утягивая за собой скрутившиеся цвета — Инно, неудачно попавший под атаку. Следом Энью и Харао атаковали одновременно, и Вайесс присела на колено, принимая удары на оба лезвия и вибрацией отбрасывая врагов в стороны. Тело кишело всплесками силы, иногда вырывающимися наружу и заставлявшими воздух дрожать, как от июльской жары. Харао взревел и бросился обратно, но Вайесс только вытянула руку, и его отбросило назад волной черноты и острых углов.

— Я же говорила, стоит только быть немного быстрее, — бесцветным тоном сообщила она себе. — Ну и постараться, конечно.

***

— А она неплохо справляется, — замечает Юнмин, вытянув шею и смотря в запотевшее окно: снаружи жарко, а здесь пара кондиционеров. — Сам учил?

— Частично.

— Частично?

— Она будто создана для этого, — сложил руки на груди Джон. — Сам иногда удивляюсь, как интересно шутит Вселенная.

— Тебе жаль её?

— Нет.

— Тогда что?

— Горжусь, — ответил Джон. — Горжусь, что она сама встала на этот путь, каким бы он ни был и куда бы ни привёл в итоге. Это то, что ей всё это время было нужно, я считаю. Кажется, она тоже так думает.