Вершители Эпох

А потом буря прекратилась, обнажая клыки заострённой материи, неестественно, агонически и идеально выгнувшейся замысловатыми крюками, копьями и завихрениями. Действительно играли на чёрном, скомкавшемся пейзаже из железа и плазмы голубые росчерки рассвета. Солнца ещё не было, и от этого мир, разделённый напополам неровным матовым горизонтом, казался ещё эстетичнее, ещё «правильнее», чем всё, что Энью видел раньше. И посередине, будто собранная из кусочков всего вокруг, закручивалась в небо спиралями бесконечности башня. У подножия, касаясь рукой земли, сидело нечто, похожее на человека — чёрное, как то, что за звёздами, как глубокий сон и самая длинная тень. Оно подняло глаза, и цвет их был серым, как пасмурный день, как рассвет, спрятанный за слоем облаков, но яркий, как зимнее солнце и тихий, как шёпот моря. И всё лицо его было чёрным — не было ни носа, ни рта, только рвущиеся во все стороны волнистые лезвия волос и белые щупальца татуировки, прочно связывающие между собой непослушные пески. Он понял — она ждала его, Хиллеви Навис знала, что он придёт, рано или поздно.

— Ничего не бывает напрасно, — голос прокатывается по разуму гулким эхом знакомых интонаций, заставляя отвечать.

— Таким, как я…

— Вселенная каждому даёт второй шанс, — отвечает Вайесс, принимая обычную форму. Меховой плащ неохотно колышется на лёгком ветру. — Третий, четвёртый, пятый… Пока ты все не истратишь.

— Учитель, — она будто мгновенно оказывается рядом, и лёгкая рука ложится на его щёку. Из глаз катятся слёзы, а сердце, кажется, сейчас порвётся на части, так что он хватает эту руку и сжимает, не думая больше ни о чём, кроме исходящего от неё тепла. Вайесс улыбается и по привычке закусывает губу. — Что мне теперь делать?

Вздымаются и опускаются чёрные барханы, перекатываясь волнами слепой энергии, где-то далеко колышутся угловатые леса, наполненные своей, непонятной жизнью, и в этом буйстве блеклых красок, посередине всего стоят двое, отражаясь в душах чем-то греющим и пламенно жарким, словно два тлеющих маленьких костра.

— А что… ты хочешь?