Версия Барни

1. Писатель, говорите? Как интересно. А я вашу фамилию знаю?

2. Как вы находите Шолом-Алейхема? Хотя что я говорю, вы, наверное, не понимаете идиш. Такой выразительный язык!

3. Ох, почитать бы вам письма моей дочки из летнего лагеря! Вы бы так и померли со смеху.

4. И как? Вы сочинили уже какой-нибудь бестселлер?

5. Эх, записать бы историю моей жизни! Вот была бы книга так книга, да все времени нет заняться.

Невесту я застал за столом с десертом, где утроба слепленного из мороженого дракона изрыгала дынные шарики и ягоды. Она подняла свою тарелку немыслимо высоко, а затем гору фруктов на ней увенчала шоколадным эклером. Мне тут же вспомнились строки о том, как «Рахиль Мак-Кой, по папе Рабинович, рвет виноград жестокой пятерней»[359]. Поэтому меня не очень удивило, что жених казался грустным, непрестанно закладывал за галстук и без конца увивался вокруг привлекательной молодой особы, которая изо всех сил старалась держаться от него подальше. Впоследствии, впрочем, она станет его третьей женой — единственно, говорят, чтобы только не делать аборт. [Я и впрямь появился на свет через шесть месяцев после свадьбы родителей. — Прим. Майкла Панофски.] Но в тот вечер она не попала еще в его тенета и сообщила мне, что ей мой первый роман безоговорочно понравился. «Если бы я знала, что вы сюда придете, — сказала она, — я бы принесла книгу, и вы бы подписали».

Мы перешли на площадку для танцев, где П. (в обнимку со своей суженой, по ходу дела вылизывающей измазанные шоколадом пальцы) умудрился дважды на меня налететь, да еще и локтями пихался. Забавно, но это заставляло меня только тесней прижиматься к партнерше, и — если я правильно толкую язык ее тела — девушке было не так уж неприятно.

11

Прошедший в жестокой борьбе референдум 30 октября 1995 года не посрамил проверенных временем избирательных традиций нашей la belle province. Я следил за процессом по телевизору в «Динксе» вместе со всей нашей тамошней компашкой. Вот уж действительно еле-еле! НЕТ независимости — 50,57 %; ДА — 49,43 %. Однако не прошло и нескольких дней, как мы узнали, что на самом деле наше поражение было не так уж и близко. Счетная комиссия, вся из назначенцев нашего сепаратистского правительства, оказывается, отвергла что-то около 80 000 бюллетеней — главным образом в округах, где наиболее явными были как раз федералистские настроения. Бюллетени признавали испорченными из-за того, что крест на них был то слишком жирный, то слишком блеклый, то кривой, то вылезал за пределы клеточки.

Когда я был в седьмом классе, миссис Огилви как-то раз повернулась к классу своей зажигательной задницей и написала на доске:

КАНАДА ЭТО:

а. диктатура

б. постколониальная слаборазвитая демократия

в. теократия

Из этих ответов не подходит ни один. В действительности Канада — это дурдом, невыносимо богатая страна под управлением идиотов, и ее доморощенные проблемы как в кривом зеркале отражают беды и тяготы окружающего мира, где голод, расовые конфликты и вандалы у власти, к несчастью, не исключение, а правило. Подхваченный этой спасительной мыслью, я унесся домой и только налил себе стаканчик на сон грядущий, как зазвонил телефон. То был Серж Лакруа. Ему срочно понадобилось со мной увидеться. [Боюсь, что к этому моменту дневник моего отца становится недостоверным, даже несколько путаным, и вообще страницы рукописи могли оказаться сложенными в случайном порядке. Референдум происходил 30 октября 1995 года, а события, о которых говорится далее, имели место около года спустя. — Прим. Майкла Панофски.] Что-нибудь за полгода до этого, просматривая поставленный Сержем эпизод «Макайвера из Конной полиции Канады», я повернулся к Шанталь и говорю:

— Не верю. Гнать его надо. Сегодня же и уволь его, ладно?

— Сделайте это сами.

Но я трус и поэтому не смог — ну как я его уволю, когда он столько лет у меня проработал! Я продолжал тянуть, несмотря на то, что его работа становилась день ото дня все хуже. Однако теперь, когда он сам напросился прийти в двенадцать дня ко мне в офис и наверняка попросит прибавки, сделать это мне будет проще, и я решил: буду действовать, а Шанталь станет моим свидетелем.

— Садитесь, Серж. Чем могу быть полезен?

— Я сразу, без обиняков. Понимаете, ваш друг доктор Гершкович установил, что после моего приключеньица в парке «Лафонтен» я стал ВИЧ-носителем. А теперь он диагностирует у меня СПИД в полный рост.

— А, черт, Серж! Как я сочувствую!

— Я еще могу работать, но я пойму, если вы пойдете на расторжение контракта со мной.