— Я больше не собираюсь мириться с тем, что меня обсчитывают на каждой станции и в каждой кассе. — Он все равно уже вспотел, и жара была хуже некуда, так что от того, что он разок выйдет из себя и покачает права, ничего не изменится. — Еще ни одно мое путешествие не обошлось без того, чтобы в поезде, на корабле или на стартовой дорожке аэродрома от меня не потребовали бы пошлину или наценку или черт знает еще какой налог, или не вынуждали меня сделать предварительный заказ билетов, даже если во всем поезде будут сидеть всего три пассажира. Имейте в виду, я вам тут такое сейчас устрою.
Осмер вмешался в перепалку. Молодой человек за стойкой, который, невзирая на свою безупречно застегнутую на все пуговицы униформу, казалось, совершенно не страдал от жары, и чья иссиня-черная кожа не выказывала ни малейших признаков транспирации, оставался невозмутим и предупредителен, однако непреклонен. В конце концов Тим потребовал начальника. Когда тот появился, перебранка была в самом разгаре, но кое-что теперь начало проясняться: взимание суммы было не самодеятельной формой выкачивания денег, организованной служащим для пополнения собственного кармана, но совершалось официально и на основании недавно введенного налога на полеты. Вняв совету Осмера, Тим сдался и за свои деньги получил грязный клочок бумаги, покрытый корявыми печатными буквами и оснащенный маркой. Тим хотел немедленно скомкать и выбросить бумажку, но Осмер остановил его.
Перебранка заняла много времени, и все прочие пассажиры уже прошли таможенный контроль. Служащие покинули свои посты и сидели по углам конторы, потягивая пиво или минеральную воду. Осмера дальше с Тимом не пустили, и они распрощались. Стоило некоторых усилий вновь расшевелить служащих, но, к счастью, они слишком разомлели, чтобы проявлять интерес к багажу Тима. С заметным опозданием, но все-таки вовремя, он достиг зала ожидания на краю аэродрома, к которому подъехал открытый автобус на низких колесиках, перевозивший в самолет пассажиров и багаж. Почти все путешественники уже расселись, но погрузка двух последних оказалась нелегкой, и Тиму, стоявшему за ними, опять пришлось ждать.
Он уже снова успокоился: собственно, из-за чего было поднимать шум? Он, слава богу, летел назад, домой, и, вероятно, последующие два года ему не придется возвращаться в этот парник. Дома будет прохладно, все будут рады ему, и, кроме того, он не забыл купить премиленький подарочек…
Подарочек? В чемодан он его убрал или в сумку? Тим уже не помнил. Он открыл и то, и другое. Нет, не здесь… здесь тоже нет… но где? Где же тогда?.. Внезапно он вспомнил, где оставил статуэтку: на стойке, в большом зале! С вещами в руках он помчался назад. Ворвался в таможенную контору, — какой-то служащий пытался его задержать, но Тим отпихнул его и пронесся в зал. Там больше не было ни души. За стойкой — никого, свет над ней погашен. Деревянная доска опустела… статуэтка исчезла! Он чертыхнулся. Правда, вон там опять тот человек, обсчитавший его на восемнадцать шиллингов — он приближался, еле волоча ноги, с раздражающей медлительностью. В чем затруднение? Статуэтка? Да, он нашел ее на стойке, но откуда ему знать, чья она? Он только что отнес ее в отдел утерянных вещей. Где это? Человек ленивым, туманным жестом указал направление, и Тим снова побежал. Сначала он вломился в туалет и на полном ходу налетел на толстого не то монтера, не то курьера. Одному Богу известно, что тут делали все эти люди, если они вообще когда-нибудь что-нибудь делали… Следующая дверь, значит… да, это тут…
Статуэтка? Это какая же статуэтка? Тим пролепетал описание и действительно, вот она уже у чиновника в руке, но почему он не торопится отдавать ее? Разумеется, ему нужны деньги, хорошо, прекрасно, вот тебе, на… Тим сунул ему в руку двухшиллинговую монету. Теперь он припустил рысью назад, чемодан и сумка в одной руке, статуэтка — в другой. Оп-ля, не тут-то было! Двое таможенников перехватили его. Кто дал ему право сбивать с ног должностных лиц? Тим улыбался как можно смиреннее, говорил умоляюще, разводил руками, выпалил целую очередь извинений, но нет, потребовалось присутствие начальника. Кто таков? Куда следует? Чемодан открыть, сумку открыть. Тим застонал. Все было перерыто и прощупано. Как он будет снова все это упихивать?
Это ему удалось, чудо из чудес, но удалось, и, задыхаясь, он снова устремился вперед… Вот он снова в зале ожидания, и подбегает к стеклянной двери, ведущей наружу. Где же тот низенький автобусик? Он катился вперед где-то вдали, но вернулся назад… и был пуст. Где же самолет? Да, самолет все еще стоял там, но трап уже отъехал, и закрутились пропеллеры.
Перекрикивая гул, Тим принялся объясняться в дверях со служащим, но тщетно. Он опоздал, даже очень опоздал, и сколько можно твердить одно и то же. Тим попробовал растолковать ему происшедшее, но все бесполезно, никому нельзя теперь налетное поле. У Тима перехватило дыхание. Когда будет следующий самолет? Послезавтра, в шесть часов пополудни…