Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

«…Первого мая, за неделю до Победы, меня ранило. Был тяжелый бой. Немецкая дивизия прорывалась на помощь осажденному Берлину. Мы остановили ее. Меня даже представили к высокой награде…

И вот лежу я в госпитале. Извлекли мне пулю из плеча, перевязали… А за окнами каждый день салюты, Берлин уже наш, красное знамя над Рейхстагом… А я на госпитальной койке валяюсь. И так мне захотелось в свой полк, к ребятам, чтобы разделить с ними эту невыносимую радость Победы, что стало на мне все, как на собаке, заживать.

На седьмой день, аккурат восьмого мая, чувствую – пора. Выкрали мы с одной симпатичной сестричкой мою одежку, поцеловал я ее на прощание, – «разыщу, обязательно разыщу!» – и был таков.

Стою на улице, вижу, едет большой новенький «Хорьх» с белым флагом на капоте, а в нем немецкий генерал и два офицера. Ищут, стало быть, кому сдаться.

Поднимаю руку, машина остановилась. Показываю им: мол, выметайтесь на хер! Что-то залопотали. «Schnell, Schnell!» – говорю. Не задерживайте, мол, движение.

Ну, сел я за руль и поехал. А куда ехать, понятия не имею. Где он, мой полк? На западе, это понятно. А сколько они за неделю протопали?

Ладно, поеду за солнцем.

Навстречу пленные немцы бредут. Не совсем еще пленные – многие без охраны, с оружием, но – идут сдаваться. К вечеру все-таки разыскал свою часть. А там… дым коромыслом! Только что объявили по радио о капитуляции.

Сразу попал за праздничный стол. Стали мы пить шнапс, пили-пили, и допились вот до чего. Под утро Ленька Елисеев – был у нас один майор шебутной из Одессы – говорит:

– Во какая мысль, пацаны! Машина у нас есть, классная машина… Возьмем на продскладе спирту, колбасы… Сегодня как раз наши дежурят… И махнем в Париж!

Мысль всем понравилась. Хоть бы кто возразил, хоть бы кто затылок поскреб, подумал о последствиях.

– А че, поехали!

– Чего тут ехать-то? За сутки обернемся…

– Да кто нас хватится? Кому мы на х… нужны сейчас?..

И что ты думаешь? Загрузились, сели, поехали. Молодые, пьяные – о последствиях не думали.

Подъехали к американской зоне. Американцы нам откозыряли.

– Куда?

– В Париж.

– О, Париж! Карашо!..

Мы еще с ними по стаканчику виски распили, обнялись на прощание и поехали.

Ну и, значит, пили весь день. Никакой Франции не видели ни хрена. Я лично проспал всю дорогу.

На закате въехали в Париж.

На первой же улице остановили французского гражданина. По-немецки, с русским матерком, помогая жестами, объяснили ему: давай, мол, папаша, показывай, где тут у вас публичный дом?

Встал он на подножку, проехали мы с ним еще один квартал, остановились у какого-то дома. Дверь закрыта, окна погашены. Стали звонить, вышла хозяйка. Французик объяснил ей, чего жаждут русские офицеры… Спрашивает: «Чем господа будут расплачиваться? Доллары? Фунты? Дойчемарки не принимаем…»

Открыли мы багажник, показали: две канистры спирта, мешок колбасы и ящик тушенки…

Что тут началось! Рокфеллеры приехали! Дом осветился, музыка заиграла, вышли мадемуазели… Надушенные, в прозрачных одеждах… А под ними ничего, кроме ажурных чулок…

На рассвете меня будят. Открываю глаза: советский офицер, тоже капитан. Судя по погонам, из контрразведки… (В Париже была советская комендатура.)

Хватаюсь за одежду – не моя. Оказывается, ночью мы бабами менялись. Ну кое-как оделись, вышли на улицу, погрузились в свою машину, смершевцы впереди на своей – тронулись в обратный путь.

Едем молча. «Да, – думаю, – хорошо погуляли… Лувр, Шанз-Элизе, Эйфелева башня… Ни хрена не видели. И чего-то теперь будет?..»

Подъехали к американской зоне. Передняя машина остановилась.

Вышел капитан, подошел к нашей машине, протянул в открытое окно документы.

– Так, ребята… Я вас не видел, и вы меня не видели… Понятно выразился?..

Сел в машину, развернулся и уехал.

Приехали мы в часть. Никто, конечно, нас не хватился, никто и не заметил нашего отсутствия.

Третий день весь полк пьет да спит, спит да пьет.

Два дня, значит, живем тише воды, ниже травы. Что же будет? Неужто пронесло?

И вдруг, как обухом по голове:

– Милюков, к генералу!

Вхожу на ватных ногах. Комдив хитро улыбается:

– Милюков! Правду говорят, что у тебя «Хорьх» новый?

– Так точно, товарищ генерал.

– А хорошо это, как думаешь?.. Чтобы генерал на «Опеле» ездил, а его подчиненный – на генеральском «Хорьхе»?

– Очень нехорошо, товарищ генерал!

– Может, махнемся?

– С радостью, товарищ генерал.

– Ну уж с радостью, но зато я в придачу хорошую тебе новость сообщу… – Комдив подошел ко мне, обнял за плечи и произнес: – Утвердили мое представление. Поздравляю! Ты – Герой Советского Союза!»

Кожаная рука

Многие наши знаменитые деятели культуры на чем свет стоит костерят советскую власть, рассказывают направо и налево, как их «зажимали», мешали «творить».

Неловко это слушать. Все-таки лучшее, что они создали в искусстве, они сделали тогда, схватили сполна и премий, и наград, объездили со своими творениями весь белый свет. А меня вот даже в Болгарию не пускали. А уж как хотелось поездить по заграницам.