Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

В юности, студентами еще, мы обошли пешком, а зимой на лыжах весь Советский Союз, облазили все горы – и Кавказ, и Памир, и Тянь-Шань, и Алтай, и Хибины, страсть к путешествиям жила во мне с детства, и ужасно хотелось посмотреть, как оно там – за бугром, как он загнивает, этот проклятый капитализм. Но – нет!

В чем моя вина перед государством и советским народом – я не понимал, а никто объяснять не собирался. Уже позже, после прихода Горбачева, знакомые ребята из Конторы заглянули в мое досье и объяснили причину. «Отказ от правительственной награды». Вона как!

Году в 70-м наградили меня медалькой «За трудовое отличие». Получать я ее не пошел. Не по каким-то там политическим мотивам, а сначала – от занятости, потом – от лени. Это теперь я осознанно пресекаю всякие поползновения повесить мне на грудь медальку или орденок, а тогда – просто от политической недоразвитости. Власти расценили мои действия, как серьезный проступок, имеющий к тому же политический душок.

Но вот наконец в 80-м году ворота на Запад распахнулись и передо мной. Не ворота, впрочем, а так, маленькая дверца – включили меня в состав туристической группы из Одессы. По профсоюзной путевке. Кто бывал – тот знает. Ужас! Ходить только «пятерками», шаг влево, шаг вправо – расстрел.

Но зато – Франция, Париж!

Парижем я бредил с детства (Гюго, Дюма). В общежитии института кинематографии, где я учился, над моей койкой висела карта Парижа. Я его изучил досконально, каждый аррондисман (район), каждую улочку. Как шпион, которого собираются забросить в тыл врага, в чужой, незнакомый город. Выучил французский. Еще и сегодня из всех городов мира, включая Москву, я могу свободно ориентироваться только в одном – в Париже.

Ну вот и он, Париж. Прилетели вечером, разместили нас в дешевом отельчике на rue Grenelle. Денег французских выдали – ну разве на две кружки пива. Выйти в город побродить, хотя бы в районе отеля, нельзя – имеется строгое указание руководителя группы.

Мне сорок лет, я известный кинорежиссер, я уже снял любимую картину советского народа «Место встречи изменить нельзя». И такое унижение!

Ночью ко мне приехал Петька, Пьер Оссейн, сын Марины Влади от второго ее брака с французским актером Робером Оссейном. По случаю моего приезда мать дала ему свою машину, подкинула деньжат. Петька, шестнадцатилетний оболтус, приехал счастливый, важный – сам за рулем. Я тихонько выбрался из отеля, сел в автомобиль.

С Пьером я знаком давно. Несколько летних месяцев он провел у нас на даче под Одессой, на Каролинебугаз. Это такая узкая песчаная коса между соленым морем и пресным лиманом. Солнце, вода, раскаленный песок.

Помню, как первый раз он пошел в наш деревенский туалет. Выскочил оттуда с квадратными глазами.

– Галя! – кричит моей жене. – Как там сидеть?

Я прибил ему дверную ручку, чтобы он мог держаться за нее. Потом он стал жаловаться на газету «Правда». Туалетной бумаги тогда не было, когда ее «выбрасывали», в магазинах стояли длинные очереди. По улицам шли люди с обмотанными вокруг шеи гирляндами из рулонов туалетной бумаги.

Мне приходилось ездить в Одессу и привозить ему «Юманите». Газета французской компартии печаталась на тончайшей дорогой бумаге…

И вот мы с Петькой в Париже.

– Куда поедем? – спрашивает Пьер.

– Давай попробуем, что такое кальвадос.

Мы в молодости зачитывались Ремарком. А там все время пьют кальвадос. Что это такое, никто толком не знал.

– Тогда поехали на Пигаль. Там сейчас все открыто.

Свернули с rue Grenelle, выехали к Сене. На светофоре Петька высунул голову из окна и закричал:

– Месье, ou se trouve place de la Concorde? (Где тут площадь Согласия?)

– Петя, – говорю я ему, – ты что, с ума сошел? Вот она, площадь Согласия, мост только переехать…

Пьер – парень из предместья. Они с Мариной живут в Maison-Laffìtte. Париж он знает плохо. Получилось, что это я довез его до Больших бульваров. Ни разу, кстати, не ошибся. Вот показалась и красная мельница с широкими крыльями – «Moulin Rouge» («Мулен Руж»).

Вернулись в отель под утро, накальвадосившись как следует. Весь день я зевал на экскурсии по Парижу. А экскурсия та еще: музей-квартира Ленина, кладбище Пер-Лашез – «Стена коммунаров»…

В субботу позвонила Марина и пригласила в гости. Я подошел к нашему мудаковатому руководителю группы, он замахал руками. Потом согласился, но с условием, что поедет кто-нибудь из группы – сопровождающим. На эту роль был назначен довольно милый человек, в возрасте, секретарь парткома какого-то одесского предприятия. Вместо левой руки у него был протез.

Марина заехала за нами, отвезла к себе домой, в предместье, в Мaison-Laffitte. Уютный, ухоженный, просторный дом. Это по тогдашним моим меркам – просторный. Сегодня, если сравнивать с домами на Рублевке, – просто избушка.

Марина приготовила вкусный обед, мы пили прекрасное французское вино. Мой сопровождающий расслабился, отстегнул свой протез, положил его на комод.