Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

Стояла прекрасная прохладная парижская осень. А в жарком июле этого тяжелого года умер Высоцкий! Рана, нанесенная его смертью, еще кровоточила. Хотелось поговорить с Мариной по душам – конечно же, о Володе. Но мешало присутствие другого человека. Но вот он ушел побродить по саду. Мы разговорились, всплакнули оба. И все равно что-то мешало. Как будто чужой человек не уходил.

Да он и не ушел – на комоде, перед нашими глазами, лежала его кожаная рука.

На Памире

1964 год, лето, каникулы, безденежье. Встречаю Сему Шульмана, начинающего режиссера-документалиста.

– Еду на Памир – снимать сюжет для «Альманаха кинопутешествий». Поехали со мной, будешь директором группы. Ты на Памире был?

Я бывал и на Памире, и на Тянь-Шане. В альпинистской своей юности покорил несколько вершин, проходил геологическую практику на Памиро-Алае, совершил пару трудных горных походов в горах Памира (прошли однажды весь ледник Федченко; 72 км через трещины и ледопады). Предложению Шульмана обрадовался. Во-первых – деньги, а во-вторых – мой любимый Памир.

Оформили меня старшим администратором, выдали деньги на картину – десять тысяч рублей, велели истратить все, ни в коем случае не экономить. Об этом особенно строго предупредили: если, мол, уложитесь в меньшую сумму, скажем, в шесть тысяч, следующей группе урежут смету.

Прилетели мы в Душанбе, столицу Таджикистана, бывший город Сталинабад. Арендовали машину вместе с водителем Сережей, страстным охотником и рыболовом. И выехали на Памирский тракт.

Ах, что это была за экспедиция! На ночь останавливались на берегу речки, раскидывали палатку, Сережа доставал из багажника «накидку» (рыболовную сеть типа большого сачка). И просто вычерпывал из воды форель, крупную рыбу с розовыми пятнышками на спине (на Памире ее называют «маринка»).

Днем мы снимали кино. Сема Шульман, никогда не видевший гор, написал еще в Москве сценарий. Начинался он так: «На вершине высокой скалы сидит орел…» И дальше в таком же духе.

То, что мы увидели в натуре, ничуть не походило на сценарий. Мы видели огромных грифов с размахом крыльев в два метра; такой птеродактиль даже взлететь не может, он подпрыгивает на ногах к пропасти и, падая в нее, расправляет свои огромные крылья.

Мы видели двухцветную речку. Представляете, течет быстрая горная река, одна половина ее цвета какао с молоком, другая – прозрачно-голубая. Как штанина у клоуна.

Меня, как геолога, заинтересовало это явление. Порасспрашивал геологов, они объяснили. В этом месте сливаются две реки – Сурхоб и Обихингоу. Накануне прошли сильные ливни. Поскольку Сурхоб течет в алевролитах (красных глинах), он окрасился. Обихингоу же течет в базальтах и гранитах – вода после дождей так и осталась голубой.

Сталкиваясь друг с другом, из-за огромной скорости воды двух рек не успевают смешиваться. Так и течет на протяжении километра, а то и больше, эта двухцветная река – незабываемое зрелище!

Короче, много мы чего видели. Но снимали точно по сценарию, написанному в Москве. Вернувшись в Душанбе, я поехал в зоопарк, взял там орла, надел рукавицы, вскарабкался с ним на скалу и, спрятавшись за выступ, держал его за одну лапу. А оператор снимал кадр: «На вершине высокой скалы сидит орел».

Истратить десять тысяч рублей оказалось невозможным делом. А на что их можно было потратить? Ну, авиабилеты туда и обратно на четверых – 360 рублей. Ну, гостиница в Душанбе – рублей 65. Ну, командировочные по 2 р. 60 коп. на брата, за две недели – еще 150 …Автомобиль вместе с водителем, горючим и пр. – не помню, то ли полторы, то ли две тысячи. Рабочий-носильщик (мы иногда нанимали, если поднимались высоко в горы) стоил три рубля. Можно заплатить десять, но тогда надо составлять счет-расписку, вписывать туда номер его паспорта (мы и этим пользовались)… Были какие-то непредвиденные расходы.

Все стоило очень дешево. Вспоминаю, сторговал в каком-то кишлаке джурабы (длинные шерстяные носки с красивым орнаментом).

– Сколько?

– Семь рублей.

– На тебе пять.

– Нет, семь.

– Ну и черт с тобой! – ставлю ногу на подножку.

– Ладно, – говорит таджичка, – давай три рубля.

Помню, на рынке в каком-то райцентре, расплачиваясь, я протянул серебряный рубль. Таджики его долго рассматривали, чуть не на зуб пробовали, но так и не взяли.

Как-то я чуть не потратил все десять тысяч одним махом.

Мы перекусили в чайхане рядом со строящейся Нурекской ГЭС. Сели в машину, поехали. Тут я спохватился: забыл в чайхане на скамейке полевую сумку. А в ней все деньги, все паспорта… Чайхана у дороги – место людное, грузовики снуют туда и обратно.

– Сережа, – говорю водителю, – поворачивай обратно.

Он молча развернулся, по голосу понял: что-то случилось.

Подъехали, я издалека увидел: лежит моя сумочка где лежала. Вылез из машины, не спеша, можно сказать, вразвалочку пошел к чайхане. А сердце колотится, унять не могу…

Возвратились в Москву, надо отчет составлять. Наказ главного бухгалтера я помнил: истратить все. А мы и половины не потратили.

Стал я у ребят в общежитии паспорта собирать, составлять липовые счета-расписки. Еще наскреб рублей триста…