Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

– Ох ты! – Он удивился, даже восхитился, не ожидая от старушки такой прыти.

Она занесла было руку, собираясь еще ударить, но Катя перехватила плетку.

– Будет вам беситься!

– Поди прочь! – взвизгнула старуха.

– Что вы как маленькая, честное слово, – миролюбиво сказала Катя.

Свекровь беспомощно дергала плетку, пытаясь вырвать, – сил не хватало.

– Да, девчата, с вами не скучно, – сообщил Сергей. – Да отпусти ты ее.

– Она ж дерется.

– Катя!

Оглянулась. Он сказал ей жестко, глядя в глаза:

– Отойди.

И Катя послушалась, отошла, а Сергей повернулся к Ирине Дмитриевне:

– Ну что, звезда моя?

Вид у «звезды» был довольно жалкий и бешеный.

– Ты, – сказала она, – сопляк, ты еще вспомнишь, – и принялась хлестать его, все бормоча: – Ты у меня… узнаешь боль… запомнишь… чтоб к чужой жене… не сунешься… будешь помнить…

Катя вздрагивала от каждого удара, отворачивалась, стараясь не смотреть, но все-таки смотрела. А Сергей стоял неподвижно, только лицо локтем прикрывал, чтобы плетка глаза не задела.

Ирина Дмитриевна остановилась наконец, обессилев, трудно дыша.

– Утомилась, родная? А ты отдохни. – Он двинул ей стул. – Потом продолжим.

– Ненавижу, – сказала она и села. – Ненавижу тебя.

– Да и я от тебя не в большом восторге. – Сергей слизнул кровь с руки там, где плетка достала особенно глубоко.

Ирина Дмитриевна повернулась к Кате:

– Бардак в моем доме – не позволю. Вон отсюда, дрянь!

Ей было трудно смотреть на свекровь. Во всей этой дурацкой потасовке с плеткой самым отвратительным было лицо старухи, искаженное яростью и диким, животным каким-то наслаждением. Она улыбалась, когда избивала. Что-то надломилось в Катином отношении к свекрови – жалость ушла, осталось презрение и унизительное чувство зависимости.

– Я Митю дождусь, – сказала Катя. – Поговорить надо.

– Кого?! – закричала свекровь. – С кем?! Ты его предала! Ты на коленях перед ним стоять недостойна… И не усмехайся мне тут! Я тебе поусмехаюсь!.. Чего ради ты нашу жизнь угробила? На кого ты Митю променяла, дурочка ты наивная?! Думаешь, этому кобелю глазки твои нужны?! Прописка ему нужна! И квартиру у нас оттяпать…

– Да, я такой, – согласился Сергей. – Мне палец в рот не клади.

– …А через полгода он себе другую девку найдет, – свекровь перевела дыхание и спросила почти с состраданием: – Тебе сколько лет, Катя?.. Вспомни!.. А этому?..

Сергей взглянул на Катю и оторопел: чужое, незнакомое лицо, она очень внимательно слушала Ирину Дмитриевну, на губах – слабое подобие улыбки, а глаза черные, старые, мрачные – ведьма.

– …Слава богу, что у тебя нет детей, – радостно сказала свекровь. – У таких, как ты, не может и не должно быть детей… – Она вдруг замолчала.

– Все?.. – поинтересовался Сергей. – Высказалась?.. Ты что?.. Эй, подруга!

Ирина Дмитриевна ловила воздух приоткрытым синим ртом. Хотела руками за голову схватиться и так и замерла с поднятыми ладонями, начала валиться со стула.

Катя равнодушно наблюдала, как Сергей перетаскивает старуху в кресло, как он распахивает окно. Она не услышала – догадалась, что он просит ее принести, дать свекрови какое-нибудь лекарство.

Катя поднялась наверх. Недолго и бесполезно искала на тумбочке, на чистенькой салфетке под абажурчиком. Дернув, Катя вытянула тумбочный ящик, вывернула убогое содержание на шелк покрывала.

Рассыпался непременный дамский арсенал: зеркало, пудреница, помада, какие-то узкие ленточки, завязанные в бантики, зубочистки в плоском футляре, тяжелая, гладкая чечевица лупы, нательный крестик на веревочке, пластмассовая головоломка, фарфоровый мопсик с отколотой лапкой, отбившиеся от стада таблетки в ядовито-ярких облатках вперемешку с бусинами, ракушками, скрепками, шпильками, одинокая длинная янтарная серьга и перламутровая пуговица. И лекарство нашлось.

Катя ладонью перекатывала по шелку сокровища. Головоломка вывалилась из прозрачной коробочки и распалась на части. Катя машинально взялась составлять геометрически правильные обломки-близнецы, прилаживать друг к другу строптивые плоскости, грани.

– Нашла, что ли?.. Катя! – нетерпеливо-беспомощный, на два тона выше обычного голос Сергея.

– Да, иду! – Но задерживала головоломка, кажется, важнее ее ничего сейчас нет.

А ведь как все могло бы быть просто: не успела дать свекрови лекарство и та – увы! – скончалась, похоронная суета, бедный Митя, розовый гроб, безутешные подруги, новогодний запах ели, нетрезвый могильщик, похоронное застолье, всеобщее веселье.

– Катя, – сказал снизу Сергей.

Голос его был такой ровный, такой бесцветный, что она сразу поняла: теперь можно и не торопиться.

Головоломка осталась лежать несобранной на покрывале.

Внизу, на диване протянулась старуха, неловко вывернув шею, точно собиралась оглянуться на сад в окне позади себя, но бестактная смерть не позволила бедняжке завершить невинное движение. Приоткрытый мокрый рот, костяная лапка, затянутая восковой старчески пятнистой кожей.

Сергей растерянно смотрел на старуху, пытался сказать что-то, указующе протягивая руку в сторону усопшей, но только беззвучно приоткрывал рот, облизывая губы, а слова все никак не выговаривались.