Проснувшись, я понял очевидное — это злая шутка. Точно. Юмор такой. Я ещё раз прочитал с виду серьёзное письмо несколько раз и нашел в нем дополнительную информацию для веселья. Оля никогда больше не вернется. Зачем? Спрашивала она саму себя. Теперь у неё есть новый дом, больше похожий на усадьбу, с видом на Волгу.
Я посмеялся. Складно. Обязательно расскажу Руслану, как меня разыграли. Тоже посмеётся. Уверен. А сейчас я поеду к маме Оли и выясню, осторожно намекая на волнующий меня вопрос, правду. Руки сами потянулись к пакету с автоматом, но я погасил движение и даже решил не брать с собой кошелек — коробку из-под шоколадных батончиков. Две привычные вещи, которые сопровождали меня неразрывно друг от друга, если не в жизни, то в голове точно, остались дома, привыкая к одиночеству.
Примерно через час я звонил в нужную дверь. Будущая теща, увидев меня на пороге, не много растерялась и побелела лицом. И тогда я понял, что никакого розыгрыша нет, и усиленно потер лоб. Наверное, выглядел я намного хуже, чем она, потому что на предложение:
— Воды? — ответил благодарным кивком. — Ну, входи.
Мы сидели на кухне и слушали тишину. Я вертел в руках пустую кружку.
— Ещё?
— Хватит. Третью не осилю. Давно?..
— Да дней десять назад! Я сама не ожидала. Мы только приехали, а молодые остались… Я ей о тебе говорила. Мол, нехорошо так с парнем поступать, но в неё словно бес вселился.
— Это любовь.
— Чего? А. Может и любовь. Только нехорошо это. Фотографии показать?
Я сильно затряс голос. Нет! Не надо! А потом неожиданно сдался и снова согласился. Спустя время я десять раз жалел о своём опрометчивом поступке (особенно ночами), а тогда жадно рассматривал фотографии и удивлялся, почему Оля с папой жениха на всех снимках в обнимку. «Теща» выжидающе молчала, пытливо всматриваясь мне в лицо, ловя дыхание.
— А где жених то? — как можно мягче спросил я, но от моего злого бурчания женщина съежилась.
— Да вот же он. Вот. — И она показала пальцем, куда надо смотреть. Оказывается седой бородатый мужчина с теплой искоркой в добрых лучезарных глазах — это и есть избранник. Муж моей Оли.
Я почесал бровь.
— Очень интересно.
— Ох, и умный мужик! Доцент! О! — Я посмотрел на указательный палец перед носом. — Дом у него от родителей остался. Ест вилкой и ножом. Но не нравится он мне! Нутром чую беду: и пьяница и бабник и денег у него нет. Наплел что — то моей Оленьки, а она уши и развесила. — Женщина неожиданно заплакала. Я встал и налил воды из кувшина. Попила. Немного успокоилась. — Не будет у них житья. Вернется она. Посмотришь.
— Не вернется.
— Это почему же?!
— Упрямая. Будет тянуть свою лямку, всем назло.
— Вернется. Никуда не денется. Я свою дочку знаю.
— Ладно. — Я встал. Я тоже хорошо знал её дочку. И потом, когда сердце немного склеится и снова заработает — в нем она останется навсегда. — Спасибо за воду.
— Уже уходишь?
— А чего сидеть?
— Ну да, ну да. Вижу куртка у тебя новая. Бросил пить, прибарахляешься?
— Не пил я никогда. Да и куртка не моя. У товарища взял поносить. До свидания.
— А что Оли в письме то написать? Что?
— Что? Ничего. А впрочем… Скажите заходил поздравить.
Женщина горестно вздохнула и посмотрела на меня полными сострадания глазами. Потом меня долго преследовал этот взгляд, заставляя что-то бубнить вполголоса и многообещающе сжимать кулаки, чтобы лишний раз погрозить невидимому врагу, скрывающемуся в темноте — совести что ли?
Не помню, как добрался до ларька. Кажется, я ехал в троллейбусе и долго шел пешком по неизвестным улицам и тротуарам. Время остановилось. Реальность становилась зыбкой. Я снова погружался в мир уныния и тупого однообразия. В мир врагов. Да. Кругом были одни враги.
— Не надо так на меня смотреть, — предупредил меня злобный прохожий и растворился в тумане моей боли. Что он знал о боли? Ведома ли была ему огромная жалость к самому себе?
Я скрипел зубами и шел, шел дальше. Мой путь тянулся на бесконечное расстояние, измеримое только мукой.
И когда мне показалось, что смерть милостиво предложила присесть возле пыльного забора, я с трудом осознал, что нахожусь возле нашего основного ларька, с которого началось превращение грез в реальность. В трех метрах от вагончика стояла машина Руслана. Черный цвет «восьмерки» был похоронен под толстым слоем пыли — у хозяина, как всегда не хватало денег на мойку.
Друг увидел меня в окошко и, когда я подходил к двери, уже встречал меня на пороге.
— Ты поздно. Я снял кассу один. Э, да на тебе лица нет. Нарвался на контролера в автобусе? Что случилось?
— Я умер.
Руслан впустил меня и закрыл дверь на засов. Я машинально сел на стул напротив форточки. Зря. Покупатель — симпатичная девчушка, бодро кинула мне деньги в лицо и прокричала:
— Пачку «Мальборо».
Я поднял деньги с полу. Отсчитал сдачу из кассы, взял пачку и вышвырнул в форточку.
Девушка обиженно взвизгнула и залилась трелью детского мата, очень часто наклоняясь к земле. Я, не мигая, смотрел на её согнутую спину. Глаза стекленели, готовые вот-вот лопнуть
— Что ты делаешь?! — вскричал Руслан. — Мы потеряем клиентов!