Читаем Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители полностью

Уже в последний год своей жизни (1891) Леонтьев писал В.В. Розанову из Троице-Сергиевой Лавры, куда предложил ему на время переселиться после келейного монашеского пострига старец Амвросий: «Об отце Амвросии позвольте тоже отложить подробную беседу. Скажу только следующее: святость, признаваемая Церковью, может быть благодатью Божьей усвоена людьми самых несходных натур и самых разнородных умов. Отец Амвросий по натуре и по уму склада более практического, чем созерцательного. “Практичность”, разумеется, не в каком-нибудь мелком смысле, а в самом высоком и широком. В том смысле, например, в каком и евангельское учение можно назвать в высшей степени “практическим”. И любовь, и жестокие угрозы, и высшие идеалы отречения, и снисхождение к кающимся грешникам. Прибавлю еще: он скорее весел и шутлив, чем угрюм и серьезен, весьма тверд и строг иногда, но чрезвычайно благотворителен, жалостлив и добр.

Теорий моих и вообще “наших идей”, как вы говорите, он не знает и вообще давно не имеет ни времени, ни сил читать. Но эпоху и людей он понимает превосходно, и психологически. Опыт его изумительный»308.

В другой раз, тоже в 1891 году, Леонтьев пишет о старце Амвросии: «Это удивительно тонкий ум, и именно в практическом направлении, а не в собственно мыслительном. Мудрость, скажу просто — даже ловкость батюшки отца Амвросия изумительны… Какая тут простота ума!., быстрая находчивость! Твердость характера, справедливость, прямота веры»309.

Леонтьев страдал той же болезнью, от которой скончался старец Макарий. Летом 1891 года ему было особенно плохо, старец Амвросий благословил его переселиться ближе к Москве, то есть ближе к хирургам, которые могли бы вдруг понадобиться для спасения жизни. Отец Амвросий говорил ему: «Не должен христианин напрашиваться на слишком жестокую смерть. Лечиться — смирение»310. В августе он стал торопить его с отъездом в Троице-Сергиеву Лавру. «А если бы он сказал: “Не ездите и готовьтесь здесь умирать” (как он иным и говорит иногда), то я, конечно, остался бы», — писал Леонтьев311. Он чувствовал, что здесь кроется и еще что-то. «Старец как-то особенно настойчиво выпроваживал меня к Троице. Почему — не понимаю. Явный повод, конечно, близость специалистов по моей болезни, могущей причинить слишком лютую смерть. Но что-то подозревается и тайное, а что — не знаю»312.

10 октября 1891 года скончался старец, а 12 ноября умер и Леонтьев, которого похоронили в Гефсиманском скиту. Что касается русских писателей относительно их связей с Оптиной пустынью, то среди них были в основном изредка заезжавшие и эпизодически обращавшиеся к старцам. Но было несколько «своих», ставших близкими обители, принявших ее дух. Среди них — Иван Киреевский, Константин Леонтьев, позднее Нилус.

Теперь мы снова обратимся к «тихим подвижникам», к тем, которые завершили свой монашеский молитвенный путь в 1880-е годы и о которых по большей части нет других сведений, чем те, которые еще можно было в 1920-е годы прочесть на братском кладбище монастыря на могильных плитах и крестах. Краткие надписи эти не лишены поучительности и побуждают внимательного читателя к глубоким размышлениям о главном в духовной жизни человека. В них есть некая острая достоверность, неподдельность… Монашеское кладбище — великая духовная сила, что хорошо понимали представители новой разрушительной богоборческой власти, которые такие кладбища сметали с лица земли с особенной яростью. Это было сделано и с кладбищем монастыря, — едва-едва успела Надежда Григорьевна Чулкова списать с памятников то, что там было выбито, отлито или написано. Итак, вот очередное десятилетие из «Некрополя Оптиной пустыни» в примерном хронологическом порядке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Своими глазами
Своими глазами

Перед нами уникальная книга, написанная известным исповедником веры и автором многих работ, посвященных наиболее острым и больным вопросам современной церковной действительности, протоиереем Павлом Адельгеймом.Эта книга была написана 35 лет назад, но в те годы не могла быть издана ввиду цензуры. Автор рассказывает об истории подавления духовной свободы советского народа в церковной, общественной и частной жизни. О том времени, когда церковь становится «церковью молчания», не протестуя против вмешательства в свои дела, допуская нарушения и искажения церковной жизни в угоду советской власти, которая пытается сделать духовенство сообщником в атеистической борьбе.История, к сожалению, может повториться. И если сегодня возрождение церкви будет сводиться только к строительству храмов и монастырей, все вернется «на круги своя».

Всеволод Владимирович Овчинников , Екатерина Константинова , Михаил Иосифович Веллер , Павел Адельгейм , Павел Анатольевич Адельгейм

Приключения / Публицистика / Драматургия / Путешествия и география / Православие / Современная проза / Эзотерика / Документальное / Биографии и Мемуары