Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

«Суровый вид настоятеля, ходившего обыкновенно с опущенными вниз глазами, и совершенно простое его одеяние, — говорится в его житии, — внушали к нему невольный страх и уважение всех, встретившихся с ним в первый раз. Многие, особенно из женщин, долгое время опасались даже подходить к нему под благословение»234. Но при первой же беседе обнаруживались добросердечие и любовь сурового монаха к ближним. Смиренный и суровый, он приобрел в миру много доброжелателей, ставших благотворителями Оптиной пустыни.

Один из первых старцев обители, отец Антоний, оставил место настоятеля в Малоярославецком Николаевском монастыре в 1853 году. «Ясно вообразилось мне, — записал он в своей памятной книжке, — что пребывание мое в Малоярославецком монастыре на игуменстве 13 лет и претерпение там различных искушений и огорчений было не без пользы мне, иначе теперешний покой не был бы столь вожделенен и отраден, за что не могу достойно возблагодарить Господа, что привел меня на прежнее жилище в Оптину пустынь»235.

Болезни отца Антония усилились — он едва мог передвигаться на больных ногах, но, пишет он, «благодарение Господу Богу, имею силу ежедневно ходить во святый храм ко всем службам и выстаивать с начала до конца, а также и в братскую трапезу ежедневно хожу… А в келье своей ничего не держу, кроме водицы святой, так что не только людям, но и бедным мышам полакомиться около меня нечем»236.

Любя Иоанно-Предтеченский скит, где он некогда был начальником и прожил целых восемнадцать лет, игумен Антоний ходил туда ко всем службам и, чтобы вовремя туда попасть, выходил из келии за полчаса. Часто по месяцу и более он не мог из келии выходить, — тогда заменял службы келейным молитвословием, читая и то, что положено читать ночью. Вторым его постоянным занятием было чтение. «Редко можно было найти такого любителя чтения, — говорится в его житии. — Кроме Священного Писания и святоотеческих творений, особенно аскетических, которыми по преимуществу питалась душа его, любознательный старец читал и прочие духовные книги, а также и книги ученого содержания, и преимущественно исторические, и везде умел находить хорошее и благопотребное… Он всегда следил за объявлениями книгопродавцев, выписывал заглавия еще не читанных им сочинений и при случае старался приобрести их. Духовные его дети и знакомые, зная, что никаким приношением они не могли столько утешить его, как какою-либо новою книгою… часто дарили ему разные книги»237.

Две тысячи книг он отдал в библиотеку обители, предварительно одев в переплет непереплетенные. Каждая из этих книг была им прочитана. Много было у него книг и рукописных, по большей части переписанных им самим. Среди них было много еще не бывшего в печати. Он имел прекрасную память и нередко удивлял своих собеседников обширностью познаний. Никто не мог и подумать, что он нигде не учился, а лишь дома, в отрочестве, постиг грамоту. Надо заметить, что это был не просто любитель чтения, а монах, аскет, и прочитанное в духовных книгах всегда исполнял на деле.

Живя на покое, как ни старался он уединяться, уклоняться от бесед и встреч, он становился все более и более известным как благодатный старец. Люди шли к нему за благословением и назиданием. По слову Господа: грядущего ко Мне не иждену вон (Ин.6:37), отец Антоний не отказывал в приеме никому. Но духовными чадами его были весьма немногие, лишь те, которые стали ими еще в бытность его скитоначальником и отчасти из малоярославецких монастырских иноков. Он не исповедовал, отсылая просящих этого к духовникам, но в совете и благословении не отказывал.

Отец Антоний выговаривал слова на «о», и не только по привычке чтения церковнославянских текстов, а и по рождению, как ярославец. Беседа его была очень красноречивой, богатой и всегда содержала высокое духовное назидание, даже если она имела шутливую форму. Письма его также были не только назидательны, но и живы, складны, иногда остроумны, шутливы, но не было в них ни слова пустого.

Мы уже знаем, что отец Антоний с молодости находился в полном послушании у своего старшего брата отца Моисея. Можно себе представить, какую великую скорбь перенес он после кончины брата, а перед тем и старца Макария. Целый год он боролся с унынием… Его просили записать все то, что он мог бы рассказать о покойном брате, но отец Антоний не в силах был сделать этого, так как и одно упоминание в разговоре имени покойного вызывало у него обильные слезы.

В житии отца Антония говорится, что «некоторым лицам отец игумен открыл, что духовное общение его с братом и по кончине его не прерывалось. Он постоянно ощущал около себя его присутствие и близость; души их таинственно беседовали между собою, и почти не проходило дня, чтобы почивший во сне не являлся отцу Антонию. Некоторые из сновидений были весьма замечательны. Отец архимандрит и с того света духовно утешал и подкреплял брата и подавал ему свое решение в некоторых недоуменных случаях, касавшихся как его самого, так и других»238.