Весь этот джакч

— Излучение распространяется линейно, убывает с квадратом расстояния с небольшим поправочным коэффициентом, которым в реальных условиях можно пренебречь, и проникает сквозь любую горную породу, практически не ослабевая. Судя же по этим отметкам, получается так: источника два, с мощностью примерно в одну десятую от наших передвижных, и расположены они вот тут и вот тут, — он ткнул сложенным циркулем в точки на карте: в одном месте это было болотце с крошечным островком, в другом — отметка «вешка № 376». — Но тогда получается, что вот тут, вот тут и вот тут в возвышенностях в толще породы расположено что-то, что поглощает излучение: здесь и здесь частично, а вот здесь — практически полностью…

— Значит, я не совсем дура, — сказала я. — Спасибо, корнет. Кстати, а как вас звать?

— Эйф. Эйф Лори.

— Так вы северянин?

— По рождению. Родился в Нижнем Бештоуне. Правда, родители покинули его, когда мне было десять лет… к счастью. Город…

— Знаю, — сказала я. — Я из Верхнего.

— Да вы что? — обрадовался Эйф.

— Серьёзно. Выросла там. Гимназию закончила и поехала в столицу, поступила в медицинский. Ну а дальше… там всё по-разному.

— А я закончил инженерное училище в Гиллемтаге, хотел конструктором-энергетиком стать. Но объявили набор в спецвойска, и трудно было отказаться. Да мы тогда толком не знали, что это такое — спецвойска.

— И… э-э… и за что вас?…

— Да… нехорошая история. Ставили цепочку башен у Голубой Змеи, и оказалось, что два ретранслятора имеют бракованные узлы, а мы этот брак не распознали. Я не распознал. Как так могло получиться, не знаю. Вот… и в результате дикари вырезали несколько наших монтажных бригад и роту гвардейцев… Так что мне как главному инженеру дивизиона звёздочки долой — и мехводом на хонтийскую границу. Ну, там постепенно до корнета дослужился. И снова повезло — когда затеяли войну, мне в госпитале череп поправляли. У меня вот тут, — он показал на темя, — пластина. Сначала стоял пластик, а тут как раз подоспела металлокерамика. Так что в наступление пошли без меня.

— И вы опять выжили, — сказала я.

— Да. Правда, потом, после революции, судьба с меня чуть было не спросила за все подарки…

— Хотите шнапса?

— Мне нельзя. А вы пейте, не стесняйтесь.

— По мне видно?

— Нет. И даже не слышно. Но я уже имел дело с профессорами.

Я добыла фляжку (Лори одобрительно хмыкнул), набулькала полстакана.

— Вернёмся к исходному камню. Те, кто готовил экспедицию, не могли не прийти к аналогичным выводам, верно?

— Думаю, да, — кивнул Лори. — Я бы очень удивился, окажись оно иначе.

Я отхлебнула глоток, легонько крутнула стакан, стала смотреть на образовавшуюся воронку. Она что-то означала, только я не могла этого понять.

— Эйф, а как далеко вы уходили за Голубую Змею?

— Лично я или?…

— Лично вы.

— Километров на четыреста. Могли бы и дальше, но там запредельная радиация.

— Правда, что там вода, если вытекает в отверстие, закручивается в противоположную сторону?

— Правда. Известный в тех краях фокус. Его всем новичкам показывают.

— А довоенные карты тех мест существуют?

— На хранении где-нибудь должны лежать, а в войсках — нет. Только новые. Да и толку от тех старых? Всё другое…

— Я так понимаю, что и здешних старых карт нет?

— Я их никогда не видел.

— А почему на карте зона взрыва не обозначена?

— Взрыва?

— Ну да. В самом начале Кидонской войны по долине ударили термоядерной бомбой.

— У нас такой информации нет, — помедлив, сказал корнет.

— Серьёзно?

— Абсолютно. Впрочем, я завтра могу направить запрос. Но я уверен в ответе.

— Странно.

— А что, кто-то говорил об ядерном ударе именно по Долине?

— И неоднократно. Как-то всегда считалось, что сюда фуганули мощную бомбу — и едва ли не кобальтовую.

— Н-нет. Не припоминаю. Завтра обязательно отправлю запрос. В любом случае, повышенной радиации в известной части Долины не отмечается.

— А что значит «известная часть»? Есть и неизвестная?

— Во всяком случае, малоисследованная. Дайте-ка карту… Смотрите: вот вся долина Зартак, которая, скорее всего, когда-то была озером. Вот здесь и здесь реки втекали, вот тут река вытекала. На карте это не нанесено, а на аэроснимках видны остатки высохших русел…

— Кстати, о снимках…

— Теперь уже завтра. Смотрите: вот здесь тянется болото, и проходы через него не отмечены. Не исключено, конечно, что они есть, но мы их не знаем. А здесь самые труднопроходимые горы, дорог, как видите, нет и даже троп нет. То есть тропы могут быть, но мы их опять же не знаем. И получается, что почти треть Долины отрезана от внешнего мира чуть менее чем полностью. Туда можно добраться только на вертолёте, но вертолёта у нас нет. Разве что появится в будущем.

— Интересно, — сказала я. Допила и поставила стакан. — Есть о чём подумать…

— Разрешите идти? — встал Лори.

— Да. Спасибо вам, Эйф, вы очень помогли…

Оставшись одна, я спустилась в подвал — вернее, в цоколь, — и проверила горелку. Солярки в баке было почти под горлышко, пламя уютно шипело. Я вытерла руки о чистую портянку, приспособленную вместо полотенца, и вернулась наверх.