Весь этот джакч

Всё было затянуто дымом, не очень плотным. Через площадь наискось от меня стояла какая-то машина с включёнными фарами и прожектором-искателем. Луч прожектора упирался в одну из башен, фары светили в мою сторону и хотя не добивали, но всё равно мешали видеть. Несколько человек — думаю, офицеров, — столкнувших с дороги автобус, забирались в бронетранспортёр. Немного дальше стоял ещё один бронетранспортёр, газуя на холостом ходу. Возможно, весь дым от него и был. Посадка закончилась, машины рявкнули друг на дружку клаксонами, тронулись с места и уползли. Через минуту вслед за ними двинулась и машина с прожектором. Она доехала примерно до середины площади, когда с башни ударила автоматная очередь. Кажется, вреда эта очередь не причинила. С машины ответил пулемёт — раз и ещё раз, — а потом она укатила вслед за бронетранспортёрами.

Больше не стреляли. Ветерок принёс немного горячего дизельного перегара.

Из всего произошедшего я поняла только, что новая моя перспективная работа, кажется, не задалась…

Чак

Мин больше не оказалось — по крайней мере, на той тропе, по которой раньше прошли мы с Князем, а следом за нами прошёл Зорах. Мы его, конечно, предупредили, он махнул, что всё понял, и продолжал идти как обычно — то есть на автомате выискивая крупняки и нежданчики. Солдатики между тем обнаружили, что один осколок прошил-таки котелок, и теперь вперебой хлебали, чтобы хоть что-то жидкое попало в рот. Ребята, конечно, сегодня устали безмерно, грея для нас место, и подкрепиться исчезающим горяченьким им было просто жизненно необходимо. Капрал, я думаю, таких мелких нарушений субординации не замечал, ему бы сейчас дёрнуть шнапса, чтобы в глазах туман растаял, — а вот я бы пожрал; впрочем, сейчас подойдёт Зорах, формально старший, он и распорядится, как нам жить дальше. Однако по мере его приближения накатывало предчувствие, что будет что угодно, кроме вот этого законного — мирно посидеть и пожрать после трудного дня…

Он вышел на наш вытоптанный пятачок и остановился, озираясь. И без того узкая и тёмная, как старый колун, его морда сделалась вдвое уже, и глаза куда-то втянулись. Куртка была изорвана, опалена и испятнана, и можно было не спрашивать, чем.

И ещё я увидел, что вместо ботинок на ногах у него оторванные рукава горской меховой куртки, искусно (я бы не смог так) обкрученные узкими ремешками.

— Все живы? — спросил он иссохшим голосом; я потянулся за флягой.

— Так точно, — деревянно отозвался капрал. — Благодаря действиям старателя Дину…

Зорах кивнул и устремился навстречу фляге.

— Вода? — спросил он.

— Травки, — сказал я. И уточнил: — Не шнапс, нет.

Он всё-таки первые два глотка сделал осторожно, а потом расслабился — и слышно было, как отвар отчаянно журчит, пролетая по его пищеводу и шумно разливаясь в желудке.

Отпив половину, Зорах вытер горлышко и вернул флягу мне. Теперь он стал чуть более похож на себя-обычного.

— Что там у вас случилось? — спросил Князь.

Зорах молча сел, привалившись к камню спиной, и стал смотреть в небо.

Над нами тоже ходили стервятники. Пока высоко. Пока трое.

Наконец оторвавшись от спасения супчика, подошли солдатики. Зорах скользнул по ним взглядом, не сказал ничего.

Капрал прочистил горло.

— Старатель Зорах, доложите…

— Помолчи… как тебя… Ошш. Не спугни удачу…

Капрал оторопел было, но быстро понял, что роли поменялись.

Наконец Зорах медленно, коротко, как бы сберегая слова для чего-то более важного, рассказал, что произошло всего-то восемь часов назад.