Весь этот свет

– Нет, – я глубоко вздохнула, – это вы меня простите. Я просто…

– Я во всем виноват, – сказал Стивен. – Я вас раздражаю. Пытаюсь помочь, вместо того чтобы выслушать.

Его серьезность чудесным образом изменила мое настроение. Он был так очаровательно серьезен; мне захотелось побыть веселой, легкомысленной.

– Вы видите в этом проблему?

– Другие видят, – сказал Стивен, заметно расслабившись, хотя хмурая складка между бровями осталась. Упрямая маленькая складка, которую мне хотелось разгладить пальцем. – В общем, вы прекрасно справитесь без моих глупых замечаний.

– Честное слово, нет, – сказала я. – Они не глупые. Мне нравится с вами разговаривать. Я просто чувствую себя так странно. Как будто скучаю по дому, не зная, где мой дом.

Он кивнул, придвинувшись ко мне, словно я была самым милым созданием, на которое ему доводилось положить глаз.

Я как раз собиралась сказать, что скучаю по маме, хотя совсем ее не знаю, но тут распахнулась дверь. Я подалась вперед, и новая вспышка боли вернула меня в настоящее. Отличное напоминание о том, как близка я была к тому, чтобы Стивен расколол меня, как орех.

– Очень мило, – проревел Марк, вложив все силы в сарказм. – Дополнительные сеансы?

Стивен поднялся и протянул ему руку.

– Добрый день.

Марк не удостоил его ответом.

– Чем занимаетесь? Физиотерапией? Нейропсихологией?

– Марк, не надо, – пробормотала я.

Стивен выпрямился.

– Я здесь не по работе. Не потому что этого требует мой долг врача.

– Я понял, – сказал Марк.

– Как друг, – уточнил Стивен.

– Надо быть осторожнее, – буркнул Марк, чуть смягчившись.

Я выпрямила спину. Когда тон Марка не к месту становился спокойным, это означало, что он в бешенстве.

– В конце концов, – продолжал он, – существуют определенные правила, не так ли? Руководящее указание, как обращаться с наиболее уязвимыми пациентами?

– О чем вы говорите? Хотите сказать, я какой-то злодей?

– Простите, – сказала я Стивену и попыталась подняться, встать между мужчинами, пока все не стало совсем плохо. Однако я сильно переоценила свои физические возможности и снова рухнула на скамейку, когда боль пронзила позвоночник. Марк тут же подлетел на помощь, и я, повиснув на нем, кое-как выпрямилась.

– Я принесу стул, – сказал Стивен, идя к двери.

– Вы и так нам достаточно помогли, – съязвил Марк и, повернувшись ко мне, скомандовал: – В постель.

Всю свою жизнь я была уверена, что терпеть не могу, когда мне отдают приказы, но сил спорить не было. Вдобавок – гордиться, конечно, тут было нечем, но тем не менее – было что-то успокаивающее в моей беспомощности. Она спасала от необходимости принимать решения, чувствовать себя виноватой. Я беспомощна, а значит, беспорочна. Пафосно, но так и есть.

Таща меня по коридору, он проворчал:

– Не нравится мне этот доктор.

– Никогда бы не догадалась, – поддразнила я. – Ты отлично скрываешь свои чувства.

Остановившись, он встал передо мной, присел на корточки, чтобы заглянуть мне в глаза, для большего эффекта взял меня за руку и заявил:

– Просто я так сильно тебя люблю. Я чуть тебя не потерял. Я знаю, как ты не любишь, когда о тебе заботятся, но мысль о том, что этот тип хочет воспользоваться твоей слабостью, для меня невыносима.

– Ничем он не хочет воспользоваться, – сказала я. – Он просто мой друг.

– Господи, – Марк ухмыльнулся, – твой мозг не настолько сильно задет. Не видишь, он к тебе подкатывает?

– Не говори гадостей. – Я так устала. Я не хотела спорить с Марком, не хотела плохо думать о Стивене, но больше всего хотела лечь. Меня разозлило, когда Марк назвал меня ранимой, потому что так оно и было. Я боялась, и меня бесило, что я боюсь. Мне нужно было немедленно оказаться в кровати, повыше натянуть одеяло.

Марк чуть покачал головой, как бы упрекая меня за глупость, а потом улыбнулся.

– У тебя очень уставший вид. В следующий раз, когда захочешь в сад, скажи мне, хорошо? Я тебя отведу. Если будешь слишком напрягаться, оттянешь процесс выздоровления.

Я закрыла глаза, опустила голову. Хорошо быть больной – можно в любой момент закончить разговор. Марк тяжело вздохнул. Кривляка. Фраза «подкатывает к тебе» звучала у меня в ушах. Он уже это говорил. Я вновь увидела нашу пьяную ссору после вечеринки – все его лицо стало красным, он придвинулся ко мне вплотную. Воспоминание пронзило меня с такой силой, что я почувствовала, будто падаю. Я знала – надо сказать Марку, чтобы он не смел больше так со мной разговаривать, но я так устала. Проще было отогнать воспоминание. Проще было притвориться.

Потом, в кровати, все еще измученная, я вновь принялась за книгу в надежде узнать хоть что-то о своей призрачной медсестре. С несуществующими птицами было как-то проще, они меньше действовали на нервы, чем эта женщина. Я не могла избавиться от чувства, что она живая. Или, по крайней мере, когда-то была живой. Я переворачивала страницу за страницей, с надеждой и в то же время недоверием ожидая увидеть ее образ.

Я проснулась в неудобной скрюченной позиции, шея горела огнем. Была ночь, свет выключили, Квини бормотала во сне. Ее голос стал громче, я четко услышала: «Прогони паршивого кота».