– Что ты, ради всего святого, хочешь сказать? – Барнс, судя по всему, нисколько не смягчилась.
– Я имею в виду тех, кто не относится к больнице.
– Значит, и к тебе никто не приедет, – подытожила Эви. – Ну и хорошо, можем друг другу составить компанию.
Грейс задумалась о родителях, о том, пригласила бы их, если бы знала о такой возможности. Представила мать с салфеткой за воротом, обедающую так же чинно, как помощница главной медсестры. Наверное, не пригласила бы. Все дело было в том, что она больше не скучала по матери. Не тосковала по дому, не утыкалась лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы. Жизнь, в которой она была Грейс Кемп, единственной дочерью мистера и миссис Гарольд Кемп, казалась далекой-далекой. Как будто это прошлое принадлежало кому-то другому. Какое облегчение!
– Неужели никто из твоих ухажеров не придет? – почти язвительно спросила Барнс у Эви.
– Смотреть, как я бегаю по полю в шортах и пыхчу? Нет уж, спасибо, – Эви театрально повела плечом, и Грейс улыбнулась. Она была рада, что Роберт не приедет. Рада, что будут только девочки.
Отодвинув стул, Барнс поднялась.
– Ладно. Некоторым нужно работать.
Когда она повернулась и пошла, Грейс заметила нечто чуть пониже ее спины, как сказала бы сестра Беннетт, в люмбальном отделе позвоночника. Черное пятно. Она закрыла глаза, надеясь, что это лишь игра света. Когда она вновь их открыла, Барнс уже выходила, но черное пятно было по-прежнему на месте и казалось дырой в спине.
– Испорчены, что ли? – спросила Эви, указывая вилкой на яйца, лежавшие на тарелке Грейс. Та покачала головой и пододвинула тарелку поближе к подруге.
– Ну, тогда доем, – заявила Эви, накалывая яйцо на вилку, но, почти поднеся ее ко рту, вдруг замерла. – Ты опять вся побледнела.
– Все хорошо, – выдавила из себя Грейс, поднялась и пошла за Барнс, но на полпути остановилась. Что она ей скажет? «Я увидела тень и боюсь, что ты больна?» Нет, конечно. Гораздо лучше будет просто притвориться, будто ничего не видела. Поэтому Грейс пошла в спальню, где получше заколола шпильками шапочку, уже спадавшую.
У двери ее ждала Барнс. Грейс почувствовала, что она каким-то образом узнала о тени и теперь хочет спросить о ней, поэтому сильно удивилась, когда Барнс внезапно выпалила:
– Скажи Эви, чтоб не смела смеяться над моим Терри, ладно? Он ужасно застенчивый.
– С чего бы ей смеяться?
– Ну, сама знаешь, какая она, – сказала Барнс.
Грейс хотелось заступиться за подругу и сказать – нет, не знаю! – но чувство долга вынудило сменить тему.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Он совсем не красавец, – продолжала свое Барнс. – Мне-то все равно, но некоторые думают… – она повела носом, под «некоторыми» явно имея в виду Эви.
– Кому какое дело, что думают некоторые? – заметила Грейс, в то же время пытаясь понять, не кажется ли Барнс бледнее, чем обычно, не подает ли признаков плохого самочувствия. Но за завтраком она хорошо ела, значит, аппетит не испортился; слабой тоже не выглядела.
– Ну ладно, – сказала Барнс, – я пойду.
Грейс вновь пошла в свою спальню, чтобы не смотреть, как уходит Барнс. Что толку видеть знаки, если все равно никому не сможешь помочь? Знакомое чувство безысходности охватило ее и крепко сжало.
Мина
Я играла с Парвин в рамми[16]
, когда явилась женщина в униформе. В прошлый раз полицейский был в гражданской одежде, что означало ранг повыше. Интересно, что бы это значило? Инцидент утратил свою значимость?– Простите, что помешала, – сказала она с улыбкой. – Я комиссар Коулман, полиция Сассекса, департамент расследований автокатастроф. У меня к вам несколько вопросов.
Я выпрямилась, Парвин принялась собирать карты.
– Нужно заполнить пару бланков. У вас была амнезия, когда вас посетил мой коллега, я правильно понимаю?
– Да, – сказала я.
– Есть ли что-нибудь, что вам теперь хотелось бы добавить? – Она открыла блокнот.
– Я по-прежнему не помню катастрофу. – Я казалась себе двоечницей, позором семьи. – Не могу сказать, что случилось.
Комиссар Коулман кивнула, по-прежнему сохраняя ни о чем не говорившее выражение лица; я не могла понять, поверила она мне или нет.
– Судя по видео с места происшествия, вы резко изменили направление и на большой скорости свернули вправо. Если мы рассматриваем сознательное действие, это означает полную потерю контроля над машиной. Ваш анализ крови явно на это указывает.
– Сознательное? – не поняла я.
– В вашей крови не содержалось наркотических веществ, содержание алкоголя – почти нулевое.
– Да, – сказала я. – Я не употребляю наркотики и почти не пью.
Уголки рта комиссара поползли чуть вверх.
– Я думала, у вас амнезия. Откуда вы знаете, что делали, а что нет?
– Посттравматическая потеря памяти – не то, что вы думаете, – сказала Парвин довольно резко.
– Я, как видите, не врач, – заметила Коулман. – До аварии вы не страдали обмороками, провалами в памяти? Эпилепсией?
– Нет, – ответила я с полной уверенностью, что говорю правду. Призраки птиц тут были ни при чем. Они не могли закрыть мне обзор, заставить меня разбить машину. Во всяком случае, я так думала.