– Ладно, ладно. Я тебя услышала. Ошибка, да. Все хорошо, все в прошлом.
Мне просто хотелось, чтобы он открыл дверь. Просто хотелось выбраться.
Я услышала шорох, представила себе, как Марк сползает по двери и садится на пол. Снова подергала ручку, но та не поддавалась. Огляделась в поисках телефона – его нигде не было.
– Марк, это безумие. Выпусти меня.
Тишина. Я снова попыталась открыть.
– Ты меня пугаешь.
– Я просто хотел быть с тобой. Все случилось так внезапно…
– Я не сержусь, – соврала я. – Все в порядке. Я тебя понимаю.
– Я был совершенно сбит с толку.
– Ты был пьян, Марк. Ты был совершенно пьян.
Потом до меня дошло значение его слов. Он извинялся, что бросил меня без сознания, истекающую кровью, в разбитой машине.
– Так пьян, что оставил меня умирать.
– Это не так. Это все произошло иначе. Я, может быть, упал в обморок, а потом действовал на автопилоте. Я в самом деле почти ничего не помню о катастрофе. Я очнулся не в машине, а на проезжей части.
Еще лучше. Стало быть, спасали меня посторонние люди. Этого я вслух говорить не стала. Сжала губы и как можно тише прошла в другой конец комнаты. Проверила окно, но рамы были опущены, и ключа, чтобы их открыть, я не обнаружила. Впрочем, я и так вряд ли смогла бы выбраться через окно. Я посмотрела, не идет ли кто-то мимо моего дома, уже приготовилась стучать в стекло и махать руками, но улица была пустынна.
Я отпрыгнула от окна в ту же секунду, когда услышала голос Марка.
– Мина? Мин?
Он открыл дверь, рванул ко мне и, схватив за руку, повалил на пол. Я тяжело рухнула, колено пронзила боль, вся жизнь пронеслась перед глазами.
– Что ты делаешь? – закричал он мне в лицо, брызжа слюной.
– Ничего, просто слушаю.
Теперь он лежал на мне, давя всем весом на ребра.
– Не ври мне, ты пыталась сбежать.
– Мне больно. Я не могу дышать.
Давление стало слабее – он перенес вес на руки. Его лицо было в нескольких сантиметрах от моего, и я подумала, не плюнуть ли ему в физиономию, но что бы это дало? Если и получилось бы отвлечь его на секунду, за эту секунду я ничего бы не смогла сделать. Он был больше меня, сильнее и намного здоровее. Мой рост – полтора несчастных метра, и я с трудом могла ходить. Все, что оставалось, – успокоить его. Быть с ним ласковой.
– Я тебя слушаю, – сказала я. – Почему ты бросил меня одну в машине, если, как говоришь, любишь меня?
– Ты была не одна. Машина уже остановилась, кто-то осматривал тебя, и еще один парень звонил. Я же понял, что они тебе помогут, и мне нечего тут делать.
– Все равно мог бы что-нибудь сделать.
– Не мог, в этом все и дело. Что бы это решило? Мне нужно было думать о своем положении. Из-за этого я мог лишиться работы, а мне нужно было думать о нашем будущем. Оставшись без работы, я не купил бы нам этот дом. Теперь понимаешь? Я сделал это ради нас.
Внезапно мне стало ясно, в чем все дело. Совсем не в любви. В молчании. Марк Фейрчайлд боялся, что я нарушу это молчание.
– Выпусти меня, – попросила я снова. – Я ничего не сделаю. Не пойду в полицию, не сообщу в газету, ничего. Мне нужно только, чтобы ты меня выпустил.
– Это ты сейчас так говоришь, – сказал Марк. Конечно, он был прав. Я готова была сказать что угодно, лишь бы он позволил мне выбраться. Сердце сжалось сильнее, череп сверлила острая боль. Я злилась, и мне было страшно.
– Я хочу, чтобы ты поняла, – теперь от его спокойствия и следа не осталось. Он вел себя как тогда, в машине. Я вновь видела, как стеклоочистители бешено мечутся вверх-вниз, слышала, как его настроение меняется от пьяно-злого до совершенно безбашенного. И, как тогда, мне стало по-настоящему страшно.
– Марк, я все понимаю, – вновь попыталась я. – Конечно, тебе было очень страшно.
Повисла недолгая пауза, будто он пытался взвесить мои слова, решить, какое теперь направление выбрать. В конце концов он сказал:
– Я шел по обочине, но когда попытался подняться на склон, упал в обморок. Очнулся несколько часов спустя, в кювете. Уже рассветало, машины начали ездить. Я попросил меня подвезти, привел себя в порядок, приехал к тебе в больницу и увидел, что ты спишь.
– То есть в коме, – я сжала губы. Когда же я научусь затыкаться вовремя? Сейчас никак нельзя было ему перечить.
– Мне хватило одного взгляда на тебя, чтобы понять – это был знак.
– Знак?
– Перестать ходить вокруг да около. Стать серьезнее. Нам подарили еще один шанс стать счастливыми, Мин. Надо хвататься за него обеими руками.
Его слова звучали почти как Евангелие, но все, о чем я могла думать, – о том, как он хватается обеими руками за мою шею и сжимает изо всех сил.
– Мне нужно подумать, – вдруг сказал Марк, и, прежде чем до меня дошел смысл его слов, он рванул меня за руку вверх и вытолкал в прихожую. Передо мной нарисовались неясные очертания двери, Марк распахнул ее. Миг, и я оказалась в стенном шкафу, дверцы наглухо заперты. Я дернулась, но было уже поздно. Я давила на дверцу всем весом, но она не поддавалась – с другой стороны на нее давил Марк.
– Прекрати дурачиться! – закричала я. – Марк!