Весь Мегрэ. Том 2

— Потрудитесь сесть и ответить на несколько вопросов.

— Ни за что!

На этот раз она подошла к сыну и обняла его.

— Не бойся, Марсель. Не унывай. Твоя мать тут. Я с тобой. Скоро ты будешь со мной.

И зло посмотрев на Мегрэ, с решительным видом направилась к двери. Лапуэнт ждал указаний. Мегрэ кивком велел отпустить ее, и было слышно, как в коридоре она бог весть что кричала журналистам.

— Ваша мать, кажется, очень любит вас.

— Кроме меня, у нее никого нет.

— Она была очень привязана к вашему отцу?

Он открыл рот, чтобы ответить, но предпочел промолчать, и комиссар понял его.

— Каков человек был ваш отец?

Он вновь заколебался.

— Ваша мать была несчастлива с ним?

Наконец он глухо проронил:

— Он был мясник.

— Вы стыдитесь этого?

— Прошу, господин комиссар, не задавайте мне подобных вопросов. Я знаю, куда вы клоните. Я могу сказать вам, что вы ошибаетесь. Видели, в какое состояние вы повергли мою мать…

— Она сама довела себя.

— Думаю, что где-нибудь на бульваре Сен-Жермен или рядом, ваши люди проделывают то же самое с моей женой?

Теперь пришел черед промолчать Мегрэ.

— Она вам ничего не скажет. Как и моя мать. Не больше, чем я. Допрашивайте меня, сколько хотите, но оставьте их в покое.

— Сядьте на место.

— И надолго?

— Вероятно.

— Я, наверное, не могу ни есть, ни пить?

— Что бы вы хотели?

— Воды.

— Не желаете пива?

— Ни пива, ни вина. Я вообще не пью спиртного.

— И не курите, — задумчиво сказал Мегрэ.

Он отозвал Лапуэнта к двери:

— Начни допрос с маловажных вопросов, не углубляйся в суть дела. Расспроси его о костюме. Выясни, чем он занимался второго февраля, третьего марта, во все дни, когда были совершены убийства на Монмартре. Выясни, видел ли он мать в это время, если да, то когда, днем или вечером, и почему мамаша с невесткой в ссоре…

А сам отправился обедать в пивную «Дофин», где, усевшись за столик, выбрал телячье рагу. Потом позвонил жене и сказал, что задержится. Попытался дозвониться до профессора Тиссо. Ему очень хотелось увидеть его, поговорить, как тогда, в гостиной Пардона. Но Тиссо был занят. К тому же у Мегрэ не было к нему определенных вопросов.

Неизвестно отчего, но Мегрэ устал и был меланхоличен. Испытывал чувство, что цель совсем близка. Против ожидания все произошло гораздо быстрее, чем можно было предположить. Марта Жюссеран узнала его, а то, что она была не очень категорична, объяснялось ее сомнениями в своей правоте.

История с костюмом, отданным бродяге, еще не прояснилась. Однако скоро все станет известно: бродяг в Париже не так уж много, и все они были более или менее известны полиции.

— Я вам больше не нужен, шеф? — это был Мазет, так блестяще сыгравший роль убийцы и теперь оказавшийся без дела. — Я из управления. Мне показали этого типа. Вы думаете, это он?

Мегрэ пожал плечами. Прежде всего, он должен понять. Легко понять человека, совершившего насилие или даже убившего другого в драке, в порыве гнева, из зависти или чтобы завладеть наследством. Такие преступления, так сказать, обыденные, раздражали его, но не очень волновали.

— Идиоты! — обычно ругался он.

Мегрэ считал, что, если преступник достаточно умен, ему совсем необязательно убивать свою жертву. Он мог влезть в их шкуру, восстановить ход их мыслей, цепочку эмоций.

Перед Марселем Монсином же он чувствовал себя новичком. Именно поэтому не решился вести допрос сам.

На этот раз перед ним был человек, преступивший законы общества и сделавший это более или менее сознательно. Этот человек отличался от других, он убивал без каких бы то ни было понятных другим причин. В манере разрезать одежду было что-то болезненно-инфантильное.

Ведь в определенном смысле Монсин был умен. В его юности не было ничего ненормального. Он женат и, кажется, удачно. И хотя его мать несколько экспрессивна, между ними есть какое-то сходство.

Давал ли он себе отчет в том, что все кончено? Понял ли он это сегодня утром, когда пришла его жена и, разбудив, сказала, что в гостиной ждут полицейские?

Как реагируют подобные люди? Страдает ли он? Было ли ему в промежутках между кризисами стыдно или он злился на себя за эти инстинкты? Или, наоборот, испытывал определенное удовлетворение, что он не такой, как все, что в его понятии это казалось превосходством над другими?

— Кофе, Мегрэ?

— Да.

— Рюмку коньяку?

Нет! Если он выпьет коньяку, то может задремать. Он и так чувствовал тяжесть во всем теле, как это случалось всегда в какой-то момент любого расследования, когда он пытался понять преступников, с которыми имел дело.

— Похоже, вы его арестовали?

Он молча посмотрел на хозяина пивной большими глазами.

— Я прочитал об этом в одной из газет, которая вышла в полдень. Там говорится, что на этот раз вы задержали настоящего убийцу. Ну и пришлось же вам с ним помучиться! Кое-кто утверждал, что, как и Джека Потрошителя, вы его никогда не поймаете.

Мегрэ допил кофе, зажег трубку и вышел на воздух, раскаленный, неподвижный, зажатый между улицами и низким небом цвета грифельной доски.

В кабинете инспекторов сидел нищий. На нем — пиджак, который совсем не сочетался с остальной одеждой.

Это был пресловутый пиджак Марселя Монсина.