Весь Мегрэ. Том 2

— Он был влюблен в старшую дочь Аморелей?

— Они были помолвлены.

— А мадмуазель Лоране любила его?

— Не знаю. Думаю, что да. Почему вы задаете мне такие вопросы? После стольких лет…

Он тщетно старался выбраться из тупика, в который его загнал Мегрэ. В комнате все больше смеркалось, и на собеседников мертвыми глазами глядели люди с фотографий. Старик машинально взял пенковую трубку с длинным мундштуком из вишневого дерева, но набивать ее табаком не стал.

— Сколько лет было в то время мадмуазель Лоране?

— Я уже не помню. Нужно посчитать. Погодите… И он зашевелил губами, перебирая даты, как перебирают четки. Лоб его наморщился, глаза блуждали, словно он еще надеялся, что кто-то явится и освободит его.

— Ей, кажется, было семнадцать.

— Значит, ее младшей сестре, мадмуазель Эме, не было тогда и пятнадцати?

— Видимо, так. Не помню.

— А когда ваш сын Познакомился с Эрнестом Маликом, тот, если не ошибаюсь, работал частным секретарем у муниципального советника. Через этого советника он и познакомился с Аморелями. Малик был «блестящий молодой человек.

— Может быть…

— Он подружился с вашим сыном, и под его влиянием характер вашего сына изменился?

— Мой сын был очень добрый мальчик, мягкий, покладистый, — возразил отец.

— Он стал играть и делать долги…

— Этого я не знал.

— Долги, все более и более крупные, все более и более неотложные. Настолько, что в один прекрасный день он был вынужден прибегнуть к уловкам.

— Лучше бы он мне сразу во всем признался.

— Вы уверены, что поняли бы его? Старик, опустив голову, прошептал:

— В то время, может быть…

— Быть может, вы бы не поняли и выбросили бы его за дверь, если бы он вам признался, например, что взял деньги из кассы вашего компаньона, или подделал подписи, или…

— Замолчите!

— Он предпочел уйти из жизни. Быть может, ему кое-кто посоветовал так сделать? Быть может…

Кампуа на секунду закрыл руками исказившееся от боли лицо.

— Но почему вы пришли говорить со мной об этом именно сегодня? Чего вы добиваетесь? Какую цель преследуете?

— Признайтесь, господин Кампуа, что и тогда вы думали о том, о чем я думаю сейчас.

— А я не знаю, о чем вы думаете. И знать не желаю!

— Даже если у вас и не было подозрений, когда умер ваш сын, они должны были возникнуть после того, как спустя несколько месяцев Малик женился на мадмуазель Аморель. Вы понимаете, не правда ли?

— Я ничего не мог поделать.

— И вы присутствовали на свадьбе?

— Так нужно было. Ведь я был другом Амореля, его компаньоном. Он был без ума от Эрнеста Малика и смотрел на все его глазами.

— Настолько, что вы решили молчать.

— У меня была незамужняя дочь: мне нужно было выдать ее замуж.

Мегрэ поднялся, тяжелый, грозный, и бросил на подавленного старика исполненный гнева взгляд.

— И вот в течение долгих лет вы… Комиссар увидел слезы на глазах старика, и его грозный голос снова стал мягче.

— Но в конце концов, — продолжал он с какой-то тоской, — вы же знали, что этот Малик — убийца вашего сына. И вы молчали! И продолжали пожимать ему руку. И купили этот дом рядом с его виллой. И даже теперь готовы ему подчиниться!

— А как я мог поступить иначе?

— Не могли, потому что он довел вас почти до разорения; потому что с помощью Бог знает каких хитроумных комбинаций ему удалось завладеть большей частью ваших акций; потому что теперь вы не имеете никакого веса и ваше имя лишь вывеска фирмы «Аморель и Кампуа», потому что… — И комиссар стукнул кулаком по столу. — Но, черт возьми, вы даже не отдаете себе отчета, что вы подлец, что из-за вас погибла Монита, как раньше погиб ваш сын, а этот мальчик, Жорж Анри, чуть было не отправился за ними на тот свет.

— У меня дочь, внук… Я уже старик!

— Но когда ваш сын застрелился, вы были далеко не старым. Однако вы и тогда держались за свои деньги и не сумели защитить сына от этого грязного типа Малика.

В длинной комнате почти совсем стемнело, но никто и не подумал включить свет.

Старик спросил комиссара:

— Что вы собираетесь делать? Сдавленный, глухой голос выдавал охвативший его страх.

— А вы?

Плечи Кампуа опустились.

— Вы все еще собираетесь отправиться в это путешествие, хотя оно совсем не нужно вам? Разве вы не понимаете, что вас спешно удаляют, выводят из игры, как выводят обычно слабых, если должна разыграться драма? Когда зашел разговор об этом путешествии?

— Малик явился ко мне вчера утром. Я не хотел ехать, но в конце концов мне пришлось уступить.

— Какой же предлог он придумал?

— Что вы пытаетесь устроить нам неприятности в связи с делами нашей фирмы и лучше, если я буду какое-то время отсутствовать.

— И вы ему поверили?

Старик ответил не сразу; немного помолчав, он продолжал усталым голосом:

— Сегодня он приходил уже три раза. Он перевернул все в доме, чтобы ускорить мой отъезд. За полчаса до вашего прихода он позвонил мне по телефону, чтобы напомнить, что пора уезжать.

— И вы все же хотите уехать?

— Мне кажется, так будет лучше, учитывая все, что здесь может произойти. Но я мог бы остаться в Гавре. Это будет зависеть от моего внука. Он любил бывать в обществе Мониты. Мне кажется, он на что-то надеялся. Его потрясла ее гибель…