Весь Мегрэ. Том 2

— Это началось, еще когда я только пришел в Палату депутатов. Вы помните, конечно, обновленный парламент, где все поклялись, что больше в нем не будет места никаким махинациям и грязным делишкам. Это было сразу после войны, в стране был взлет идеализма. Люди жаждали чистоты. Большинство моих коллег, во всяком случае, значительная их часть, были, как и я, новичками в политике.

— За исключением Маскулена?

— Он и еще несколько человек остались от старого парламента, но все были уверены, что атмосферу в Палате создадут новые депутаты. Спустя несколько месяцев у меня уже не было этой уверенности. Через два года я окончательно пришел в уныние. Ты помнишь, Анриетта?

Он повернулся к жене.

— До такой степени, — сказала она, — что даже решил не переизбираться.

— На одном обеде я взял слово и высказал все, что было у меня на душе. Там присутствовали журналисты, которые записали мою речь. Я буду удивлен, если мне сейчас не напомнят ее. Темой моего выступления были «грязные руки». Я высказал мысль, что, по существу, порочен не наш политический строй, а та среда, в которой волей-неволей вращаются политические деятели… Не стану вам все пересказывать. Вы, вероятно, помните знаменитый заголовок: «Республика приятелей». Во время сессий депутаты ежедневно встречаются. Пожимают друг другу руки, словно старые приятели. После нескольких недель сессии все уже на «ты» и оказывают друг другу разные мелкие услуги… С каждым днем пожимаешь все больше рук, и, если они оказываются не очень чистыми, снисходительно пожимаешь плечами: «Он все-таки неплохой малый!» Или: «Он должен был сделать это для своих избирателей…» Вы понимаете меня? Я заявил, что, если бы каждый из нас отказался раз и навсегда пожимать «грязные руки», политическая атмосфера сразу бы очистилась.

После небольшой паузы Пуан с горечью добавил:

— Я и поступал так, как проповедовал. Избегал некоторых журналистов и сомнительных дельцов, которые постоянно вертятся в кулуарах Бурбонского дворца. Отказывал влиятельным избирателям в услугах, которые не считал возможным делать… А однажды, когда Маскулен подошел ко мне и протянул руку, я сделал вид, что не замечаю ее, и демонстративно повернулся к кому-то из моих коллег. Он побледнел и затаил злобу. Он из тех, кто не прощает.

— Вы, по-моему, так же поступили и с редактором «Молвы» Эктором Табаром?

— Раза два-три я отказался его принять, и он больше не настаивал.

Пуан взглянул на часы.

— У меня остается всего час. В одиннадцать я должен предстать перед журналистами и отвечать на их вопросы. Сначала я хотел вручить им официальное коммюнике, но это их явно не удовлетворит. Придется рассказать им, что ко мне явился Пикмаль и вручил отчет Калама и что я отнес его к себе на квартиру на бульваре Пастера, чтобы там прочесть.

— Но что вы его не прочли!

— Попытаюсь быть не столь категоричным. Труднее всего будет заставить их поверить, что я оставил этот чертов отчет в квартире без всякого присмотра и что на другой день, когда хотел забрать его и передать премьер-министру, он исчез. Никто мне не поверит. Исчезновение Пикмаля ничего не упрощает — наоборот. Будут говорить, что я каким-то образом спрятал неугодного свидетеля. Единственное, что могло бы меня спасти, — это разоблачение похитителя.

Как бы извиняясь за свою досаду, Пуан добавил:

— Я не мог ожидать этого за такой короткий срок даже от вас, комиссар. Как вы думаете, что я должен делать?

Вмешалась мадам Пуан:

— Подать в отставку и вернуться в Ла-Рош-сюр-Йон. Люди, которые тебя знают, поверят, что ты невиновен. Что касается остальных, то о них не стоит беспокоиться. Твоя совесть ведь чиста?

Мегрэ взглянул на Анн-Мари и увидел, как она поджала губы. Он понял, что девушка не разделяет точки зрения матери: для нее такой шаг отца, несомненно, означает крах всех надежд.

— А каково ваше мнение? — спросил нерешительно Пуан.

Такую ответственность комиссар взять на себя не мог.

— А ваше?

— Мне кажется, я должен защищаться. Во всяком случае, если есть хоть малейшая надежда найти вора…

— Я всегда надеюсь до последней минуты, — проворчал Мегрэ, — иначе не начинал бы расследования. Из-за того, что я не специалист в политике, мне пришлось терять время на действия, которые могут показаться бесполезными. Но сейчас я уже не считаю, что они были так уж бесполезны.

До того, как Пуан выйдет к журналистам, надо было внушить ему если уж не полную, то хотя бы частичную уверенность в успехе. Поэтому Мегрэ четко обрисовал ему сложившуюся ситуацию.