Весь Мегрэ. Том 2

Мегрэ показалось, что он уже где-то видел этого человека: наверно, в каком-нибудь ресторане или баре. Он выглядел довольно молодо и элегантно, и это контрастировало с небрежностью костюма министра. Флери был из тех, кого всегда можно встретить в обществе хорошеньких женщин в любом баре на Елисейских полях. Рука у него была сильная, пожатие крепкое. Издали он казался моложе и энергичнее, чем вблизи. На близком расстоянии заметны были мешки под глазами и какая-то безвольность рта, которую он пытался скрыть нервной улыбкой.

— Сколько их там? — спросил Пуан, указывая на приемную.

— Не меньше тридцати. Корреспонденты иностранных газет тоже пришли. Вот только не знаю, сколько фотографов: они все время подходят.

Мегрэ и министр посмотрели друг на друга. Казалось, комиссар хочет взглядом подбодрить Пуана: «Держитесь!»

Пуан спросил:

— Вы выйдете через приемную?

— Раз вы сообщите им, что расследованием занимаюсь я, это уже не имеет значения. Даже наоборот.

Он по-прежнему чувствовал на себе недоверчивый взгляд мадемуазель Бланш, которую не успел приручить. Она, видимо, все еще не знала, какого держаться мнения о комиссаре. Однако спокойствие ее патрона, возможно, заставит ее думать, что вмешательство комиссара скорее хорошо, нежели плохо.

Когда Мегрэ вышел в приемную, первыми на него нацелились фотографы, но он не стал уклоняться от них. Репортеры набросились с вопросами.

— Вы занимаетесь отчетом Калама?

Улыбаясь, он шел мимо них.

— Через несколько минут министр ответит на все ваши вопросы.

— Но вы не отрицаете, что занимаетесь этим делом?

— Я ничего не отрицаю.

Несколько репортеров вышли за ним на мраморную лестницу, надеясь выудить хоть какие-нибудь сведения.

— Спросите у министра, — повторял Мегрэ.

Кто-то задал вопрос:

— Вы предполагаете, что Пикмаля убили?

Впервые эта гипотеза была сформулирована так четко.

— Вы же знаете мой любимый ответ: «Я ничего не предполагаю».

Наконец, остановившись еще несколько раз, ему удалось добраться до машины, где его поджидал Лапуэнт, успевший за это время прочесть утренние газеты.

— Куда мы поедем? К нам?

— Нет. На бульвар Пастера. Что пишут в газетах?

— В основном об исчезновении Пикмаля. В одной из газет — не помню в которой — напечатано интервью, которое корреспондент взял у мадам Калам. Она живет на улице Распай в той же квартире, где жила с мужем. Это женщина весьма энергичная; она не пыталась размазывать и говорила напрямик то, что думает. Отчета она не читала, но прекрасно помнит, что ее муж примерно лет пять назад провел несколько недель в Верхней Савойе. По возвращении он некоторое время очень много работал, даже по ночам. «Никогда еще ему столько не звонили по телефону, — рассказала она. — Масса людей, о которых мы никогда не слыхали, наносили ему визиты. Он был очень озабочен и неспокоен. Когда я спрашивала, что его мучит, он отвечал, что это связано с его работой и ответственностью. В то время он часто говорил мне об ответственности. У меня было такое впечатление, будто его что-то гложет. Я знала, что он болен. За год до того доктор мне сообщил, что у него рак. Помню, как однажды он, вздохнув, сказал: «Боже мой! Как трудно человеку решить, в чем его долг!»

Их машина как раз ехала по улице Вожирар, и автобус, идущий впереди, не давал развить скорость.

— Интервью занимает целую колонку, — добавил Лапуэнт.

— Что она сделала с бумагами мужа?

— Она все оставила в кабинете так, как было при нем, и регулярно его убирает.

— Кто-нибудь к ней заходил в последнее время?

— Два человека, — ответил Лапуэнт, с восхищением глянув на шефа.

— Пикмаль?

— Да. Это был первый визит с неделю назад.

— Она его знает?

— Очень хорошо. При жизни Калама Пикмаль часто приходил к нему за консультацией. Она полагает, что он занимался математикой. В последний визит он сказал, что хочет найти одну свою работу, которую оставил в свое время профессору.

— И нашел ее?

— У него с собою был портфель. Она провела Пикмаля в кабинет, где он пробыл около часа. Когда он уходил, она задала ему этот же вопрос, на который он ответил отрицательно, добавив, что бумаги, к сожалению, вероятно, затерялись. В портфель к нему она, конечно, не заглядывала. Тогда у нее не возникло никаких подозрений. И только через день…

— Кто был второй визитер?

— Мужчина лет сорока. Он представился учеником Калама и спросил, сохранила ли она бумаги покойного. Тоже что-то говорил о работах, которыми они совместно занимались.

— Она впустила его в кабинет?

— Нет. Она сочла, что такое совпадение выглядит по меньшей мере странно, и ответила, что все бумаги ее мужа остались в Школе дорог и мостов.

— Второго посетителя она описала?

— В газете об этом ничего нет. Если даже она это сделала, репортер сохранил сведения для себя и, возможно, сейчас сам ведет поиски этого человека.

— Остановись. Это здесь.

Как и ночью, днем бульвар выглядел мирным, внушающим доверие.

— Ждать вас?

— Нет, пойдешь со мной. Вероятно, придется поработать.

Застекленная дверь привратницкой находилась слева по коридору. Консьержка, пожилая женщина почтенного вида, выглядела озабоченной.