Весь Мегрэ. Том 2

— Видите ли, господин министр, мы сейчас вступили в такую стадию, когда я чувствую себя в своей стихии. До сих пор я должен был действовать так, чтобы никто об этом не догадывался, и в результате мои люди повсюду натыкались на парней с улицы Соссэ. И у дверей вашего министерства и у домов вашей секретарши, Пикмаля, шефа вашей канцелярии они неизменно встречали агентов Сюртэ. Вначале я задавал себе вопрос: что ищут они, и не ведут ли обе службы параллельное расследование? Теперь я полагаю, что они просто хотели знать, что мы можем раскопать. Наблюдали не за вами, не за вашей секретаршей, не за Пикмалем и не за Флери. Наблюдали за мной и моими людьми. С момента, когда исчезновение Пикмаля и отчета Калама стало неоспоримым фактом, поиск их становится прямой обязанностью уголовной полиции, так как это произошло на территории Парижа. Человек не может исчезнуть и не оставить каких-нибудь следов. И вор в конце концов тоже попадется.

— Раньше или позже! — с грустной улыбкой пробормотал Пуан.

Мегрэ, встав и глядя в глаза Пуану, произнес:

— Вам нужно продержаться до тех пор.

— Это зависит не только от меня.

— Это зависит главным образом от вас.

— Если за этой махинацией стоит Маскулен, он не преминет внести запрос в парламент.

— Если только не предпочтет использовать имеющиеся у него сведения, чтобы усилить свое влияние.

Пуан с удивлением посмотрел на комиссара.

— Вы в курсе? Я полагал, что вы не интересуетесь политикой.

— Такое происходит не только в политике, и Маскулены имеются всюду. Мне кажется — поправьте меня, если я ошибаюсь, — что этим человеком движет одна страсть — жажда власти, но он хладнокровен и умеет ждать своего часа. Время от времени он мечет громы в парламенте и в газетах, разоблачая какое-нибудь злоупотребление или скандал.

Пуан слушал с возрастающим интересом.

— Таким образом он мало-помалу завоевал себе репутацию бескомпромиссного борца за справедливость. И все озлобленные, все бунтари и фанатики типа Пикмаля обращаются к нему, когда им кажется, что они открыли злоупотребление. Он, вероятно, получает письма того же рода, как мы, когда совершается какое-нибудь таинственное преступление. Их пишут люди не совсем нормальные, маньяки, а также те, кто ищет возможность выместить ненависть против родственника, бывшего друга или соседа. Однако в этой массе встречаются и письма, которые наводят на след; без них по улицам города ходило бы гораздо больше убийц. Пикмаль, индивидуалист, искавший истину во всех экстремистских группах, во всех религиях и философиях, является как раз таким человеком, который, найдя отчет Калама, и не подумал отдать его своим непосредственным начальникам, поскольку им не доверял. Он обратился к известному защитнику справедливости, уверенный, что таким образом спасет отчет от заговора молчания.

— Но если отчет в руках Маскулена, почему же он до сих пор не воспользовался им?

— По причине, о которой я вам уже говорил. Для поддержания своей репутации ему время от времени необходимо поднимать какой-нибудь скандал. Шантажные листки типа «Молвы» печатают только те сведения, которые им сообщают. А вот то, о чем им не сообщают, как раз и есть самое важное… Отчет Калама слишком лакомый кусок, чтобы бросить его просто так на съедение публике… Как вы думаете, если доклад у Маскулена, сколько высокопоставленных лиц он держит в своих руках? Включая, конечно, и Артюра Нику?

— Много. Несколько десятков.

— Нам неизвестно, сколько у него таких документов, которыми он может воспользоваться в любой момент и с помощью которых в тот день, когда почувствует себя достаточно сильным, сумеет достигнуть своей цели.

— Я уже думал об этом, — признался Пуан. — И это меня пугает. Если отчет у него, то вряд ли нам удастся его достать. А если я не продемонстрирую отчет или не сумею представить формальные доказательства, что такое-то лицо его уничтожило, то буду опорочен: меня обвинят в его сокрытии.

Мегрэ заметил, как мадам Пуан отвернулась, пряча скатившуюся по щеке слезу. Пуан тоже заметил это и на мгновение потерял самообладание. Анн-Мари укоризненно воскликнула:

— Мама!

Мадам Пуан тряхнула головой, как бы говоря, что это так, ерунда, и быстро вышла из комнаты.

— Вот видите! — произнес Пуан, как будто происшедшее нуждалось в комментариях.

Прав ли был Мегрэ? Не повлиял ли на него драматизм обстановки? Он заявил с абсолютной уверенностью:

— Не обещаю вам найти отчет Калама. Но я найду того, кто залез к вам в квартиру и украл документ. Это моя профессия.

— Вы надеетесь?

— Уверен в этом.

Мегрэ поднялся. Пуан пробормотал:

— Я пойду вместе с вами.

Затем, обращаясь к дочери, попросил:

— Передай маме то, что комиссар только что сказал мне. Это ее подбодрит.

Они проделали в обратном направлении тот же путь по переходам министерства и снова оказались в кабинете Пуана. Там, кроме мадемуазель Бланш, которая отвечала на телефонные звонки, находился высокий худой седоватый мужчина. Он разбирал почту.

— Познакомьтесь. Жак Флери, начальник моей канцелярии… Комиссар Мегрэ…