Весь мир под крылом

— А вы, блин, куда смотрели?! — обратился я к бортмеханику и штурману. Но Сева на погрузке не присутствовал, он занимался проверкой систем самолета, а штурман отвлекся, разбираясь с тележкой багажа рейса «Пулково — Минводы», которая почему-то подкатила к нашему борту. Да, права Сонечка, бардак в «Аэрофлоте». Этим и воспользовался майор КГБ, надавив на молодого, не опытного во всех смыслах, пилота всей мощью и авторитетом грозного ведомства.

В наушниках раздался голос диспетчера:

— 42445, Вы запустили двигатели? Занимайте предварительный по готовности, за Вами очередь, восемь бортов.

— Запуск не производил, снимаем груз. Трап к первой двери, погрузчик к борту, — раздраженно ответил я.

Когда мы со штурманом выгрузили ящики с грузом оборонного значения и вернулись на борт, я вдруг услышал голос:

— Товарищ командир! Можно Вас спросить? — это была Сонечка, она сидела с Левой в первых рядах первого салона.

— Слушаю Вас.

— А что у нас случилось? — спросила она загадочным тоном. — Мы таки летим в Одессу? Или нас опять высадят из самолета?

— Не беспокойтесь, Соня, сейчас будем взлетать. Пришлось выгрузить груз, который по ошибке погрузили в наш самолет, его нужно было отправить в Ростов.

— Вот видишь, Лева, — обернулась она к мужу, — я всегда говорила, в «Аэрофлоте» такой бардак!

Я вновь запросил разрешение на запуск двигателей, но запуск не разрешили.

— Запуск не разрешаю, — ответил диспетчер, — зона запуска будет занята, ждите буксировщик, запуск на предварительном.

— Ну вот, — чертыхнулся я, — очередь свою пропустили, теперь нам кто-то в хвост заруливает. Сколько еще буксировщик ждать?

Но долго ждать не пришлось, желто-полосатый борт буксировщика медленно надвигался на нас. Все ближе, ближе. Стоп.

— Водило подцеплено, — услышал я в наушниках голос, — к буксировке готовы? Снимайте со стояночного.

— Со стояночного снял, к буксировке готов.

Мы поехали. А с Балтики вновь потянуло туманом. Синие огни по бокам рулежки уходили вдаль и растворялись во мгле.

— Погода портится, — пробурчал я, — можем не успеть. Пока эти десять ящиков выгружали…

— Как десять? — взволнованно воскликнул Ваня. — Я пятнадцать ящиков принял!

— Так, какого черта! — закричал я. — Где они? Ты же сказал, во втором и третьем? Там десять было! Где еще пять?

— Я говорил, когда Вы выходили, — чуть не плача сказал Ваня, — пять ящиков в пятом багажнике остались, 700 килограмм!

— В пятом?! Какая же у нас теперь центровка? Это же надо, 700 килограмм в хвосте! Степаныч! Пересчитай центровку!

Иван Степанович разложил на столе графики расчета центровки, пробурчал что-то себе под нос и доложил:

— Двадцать девять, при выпущенном шасси.

— Твою мать! — заорал я. — Все на пределе! Перегруз небольшой, но центровка! Шасси уберем, и центровка на полтора процента назад уйдет! Свалимся к чертовой матери! Что делать будем?

— Разгружать, — спокойно ответил штурман.

— Разгружать — это значит, рейс отменить! — ответил я. — И остальным бортам все переср..! Мы уже на предварительном, и за нами другие тянутся. Это ЧП, Иван Степанович! ЧП!

— Что предлагаешь? — спросил штурман.

— Сева, автоматику расхода топлива на ручное. После взлета шасси не убираем, до трех тысяч. Пока эту высоту наберем, выработает часть топлива из третьей группы. Центровка вперед сместится, тогда и шасси уберем.

— Переключил, — ответил бортмеханик. — Ручное. Расход из третьей группы баков.

Наконец-то мы запустили двигатели, прогрели и заняли исполнительный старт. Посадочные огни растворялись в тумане, был минимум погоды. На душе сыро и неуютно. Все на пределе: и видимость, и ветер, и взлетный вес, и центровка самолета, и нервы.

— Режим взлетный, газ держать! — подал я команду и вывел рычаги управления двигателями вперед.

— Режим взлетный, параметры в норме, — доложил бортмеханик.

— Газ держу! — отозвался Ваня.

— Ну, поехали, с Богом, — сказал я, отпуская тормоза.

Самолет начал разбег, загудели колеса на стыках бетонных плит, замелькали огни полосы, сливаясь в сплошные линии, скорость росла. Я потянул штурвал на себя, поднимая переднюю ногу шасси, самолет задрал нос к облакам, продолжая разбег на двух основных опорах, потом гул колес прекратился, самолет оторвался от бетонки, чуть качнувшись, облака надвинулись на нас, мелькнув рваными клочьями, и плотно окутали самолет.

— Шасси не убирать! — напомнил я Ване. Но он не успел мне ответить, рев сирены ударил по ушам, вспыхнуло табло «Пожар левого двигателя».

Второй пилот, которому я поручил вести радиообмен с землей, пытался сообщить диспетчеру об аварийной ситуации, но я резко оборвал его, не дав закончить фразу:

— Молчать! На борту все в порядке!