Весь мир под крылом

— Сева, сходи, выясни, что там такое.

— Николай Сергеевич, — сказала Лена, — они именно Вас требуют, там, во втором ряду первого салона.

— А, Сонечка и Лева, — усмехнулся я, — придется идти. Ваня, возьми управление!

— Управление взял, — ответил второй пилот.

— Управление отдал, — сказал я, — держи ровно четыреста, следи за кренами и тангажом.

Сонечка знаком попросила меня нагнуться и тихо спросила:

— Скажите правду, с самолетом что-то не так? Этот молодой человек, что сейчас выходил, у него были такие глаза.

— Не берите в голову, Соня, просто этому молодому человеку сообщили, что его свадьба расстроилась, невеста ушла к другому.

— О…о, — протянула она. — Я всегда говорила, эти молодые девочки так ветрены, так ветрены! Слышишь, Лева?

Но Лева, увлеченный чтением книги, только сказал:

— Угу.

Решив окончательно успокоить Соню, я сказал:

— Если бы самолет был неисправен, мы бы сейчас снижались для захода на посадку в аэропорту, откуда взлетели, а мы набираем высоту, — я показал на высотомер, расположенный в салоне, — большая стрелка показывает сотни метров, а маленькая — тысячи. Сейчас наша высота — тысячу двести метров, когда эта стрелка покажет девять, а эта — один, это будет девять тысяч сто метров, на этой высоте и будет проходить наш полет.

Я вернулся в салон и сказал бортпроводнице:

— Послушай, Леночка, иди в салон следи за двигателем, только по салону спокойно ходи, улыбайся, а если заметишь что с движком что-то не так, из туалета три раза подряд нажми кнопку вызова.

— Почему из туалета? — спросила Лена. — С любого места можно нажать.

— Не стоит делать перед пассажирами резких движений, — ответил я. — А потом иди в кабину, только спокойно, с улыбкой на лице. Не хватало там еще паники в самолете. Если пассажиры с мест повскакивают, центровку собьют, не удержим машину.

Мы уже набрали высоту две с половиной тысячи, как в кабину вскочила Катя:

— Лена передала. Там один пассажир говорит: «Вы шасси забыли убрать!», что делать, Николай Сергеевич?

— Поблагодари, скажи спасибо, скажи: «Сейчас уберем». Грамотные нынче пассажиры пошли! — ответил я.

— Сева, сколько топлива выработали? Степаныч, посчитай, центровка вперед ушла?

— Да, командир, — ответил штурман, — можно убирать шасси.

— Ну, Ваня, убирай!

— Шасси убираются, — ответил второй пилот. — Шасси убраны, стойка закрыты.

— Кран шасси нейтрально, — распорядился бортмеханик.

Ну вот, теперь можно увеличить скорость и быстрее набрать эшелон.

В кабину вбежала Катя и скороговоркой, задыхаясь, крикнула:

— Из туалета вызов, три раза подряд!

— Где Лена, что случилось? Сева! Параметры?!

— Все параметры в норме!

Лены все не было, и я не мог понять, что же случилось? Неужели пожар? Но почему нет Лены? В салоне паника? Не может пробиться сквозь толпу? Успокаивает пассажиров?

— Катя, сходи посмотри!

И тут вошла Лена.

— Николай Сергеевич, простите. Это не я! — говорила она быстро, отрывисто. — Это пассажир. Ему после вчерашней попойки в туалете плохо стало, он три раза кнопку нажал.

— А ты где была?

— Помощь оказывала. Я не знала, что он три раза. Нажал. Когда только за валерьянкой ходила, увидела.

— Ну, иди, неси ему валерьянку, — успокоившись, ответил я.

Там, в аэропорту, в кафе, я сказал Сонечке, что летчик не имеет права на ошибку. Права не имеет, но всегда ли имеет возможность принять правильное решение? Есть пожар или нет? Правильно ли я сделал, что решил идти по маршруту? Может, нужно было выключить двигатель и садиться в Пулково? Почему сработала сигнализация? Ведь какая-то причина есть.

Тому майору КГБ я сказал, что отвечаю за безопасность пассажиров. Все ли я сделал для их безопасности? Я нарушил руководство по летной эксплуатации и не выполнил требование диспетчера. Но все предусмотреть в руководстве невозможно. Иногда обстоятельства требуют нестандартного решения. Но является ли оно правильным? Сливать топливо, если есть пожар, опасно, очень опасно, самолет превратится в факел. Но нигде нет рекомендации, как посадить самолет, если посадочный вес превышает допустимый более чем на десять тонн? Сказано только, что на каждую тонну нужно держать скорость на десять километров в час больше. Это какая же скорость получается? Полосы не хватит! Да еще и погода ниже минимума.

Размышления мои прервала Лена, ворвавшись в кабину с перепуганными глазами:

— Там, там, вспышки на крыле, у двигателя!

— Пламя? — крикнул я.

— Нет, только вспышки! Сами посмотрите!

Мы уже набрали эшелон и шли на автопилоте. Я вышел в салон, посмотрел на крыло, успокоился, прошел в туалет и вернулся в буфет к бортпроводницам, они смотрели на меня с тревогой, ждали ответа.

— Перепугала ты меня, Леночка, — сказал я, открывая бутылку «Боржоми». — Все в порядке, это блики от нашего проблескового маячка, что вверху. Проходим перистые облака, крыло влажное, вот маячок и отражается.

Я вернулся в кабину, и тут меня словно током ударило: за бортом минус пятьдесят — почему крыло влажное? Топливо? У нас утечка топлива?

— Сева, посмотри, — сказал я бортмеханику, — у нас утечки топлива нет?

— По расходомерам ничего не вижу, — ответил Сева, — вроде все в порядке.