Весь мир – Тартар

Вектору надоело слушать эти иллюстрированные страшилки, и он неожиданно для самого себя спросил:

– Как вас?

И тут же испугался того, что сказал. Арбузов отстранился от стола, залпом влил в себя водку из стакана и тут же налил в него остатки из бутылки. Оставив это все на столе, он встал с табурета, глядя на Вектора. Тот с ужасом ждал, что будет дальше. Арбузов не стал кричать. Наоборот, его голос зазвучал тихо и глуховато, но по-прежнему мощно, будто двигатель танка, работающего вхолостую.

– Щенок, – спокойно и беззлобно начал он. – Ты ничего не понимаешь. Ты мнишь себя кем-то, но совершенно не способен ощутить себя тем, кто ты есть на самом деле. Именно поэтому ты сидишь в этом громадном сарае, который вы все называете миром. Вы копаетесь здесь, как бактерии под микроскопом и заняты только размножением и едой. Ничего больше вас не интересует. Вам только кажется, что вы что-то знаете. А ты, – он ткнул толстым пальцем в Вектора, словно пригвождая его к табурету, – лишь играешь в то, будто хочешь что-то узнать. Как только ты по-настоящему поймешь, что ответ рядом и тебе дадут посмотреть на него в замочную скважину, вот тогда ты действительно перестанешь играть. И тогда тебе придется решать: хочешь ли ты войти в эту дверь, вернее, выйти из нее, или тебе это только кажется. Потому что тогда ты потеряешь все, что любишь и знаешь. Потому что знаешь ты лишь мифы и легенды – красивые, но бесполезные, а любишь – жутких химер и чудовищ.

– И мои родители – химеры и чудовища? – не выдержав, прошептал Вектор, весь дрожа от страха.

– И твои родители, и твоя будущая жена, и твои дети, которые у тебя родятся. И ты сам – лишь вешалка, на которой болтаются яркие одежды. И ничего больше. Но эта вешалка, если приглядеться, и есть тот ключ, которым отпирается та дверь, замочную скважину которой ты ищешь. И тогда ты увидишь, что для того, чтобы этим ключом воспользоваться, нужно стряхнуть все эти хламиды, рубашки, пальто и кружевные жабо. И поймешь, какой нечеловеческий выбор предстоит тебе сделать.

Арбузов был страшен. Именно потому, что говорил спокойно и тихо. Но Вектор видел, как из-за очков яростно сверкают его глаза. И все-таки, он осмелился еще раз спросить:

– Но тогда зачем мне нужно лишать себя всех этих химер, если я их так люблю?

– Потому что химеры не дают тебе познать Истину, почувствовать великую Любовь и ощутить настоящую Радость. Всё – абсолютно всё, к чему ты здесь привык, всё что любишь и всех, кто любит тебя здесь – тебе предложат отдать взамен за ключ к двери, за которой скрыто то, чего ты не знаешь. Ты должен заплатить всем, что тебе ценно, за неизвестность. Я этого не смог.

Он снял очки и резко вытер рукавом потрепанной рубахи глаза. Потом надел их снова и, обойдя стол, подошел к стене, к которой был прислонен транспарант. Он оглянулся на Вектора, и его лицо исказила какая-то жуткая гримаса. Вектор встал с табурета и только тогда понял, что Арбузов улыбается.

– Кто ты? – вдруг громко спросил Арбузов.

– Я? – Вектор растерялся окончательно. – Я Вектор.

– Эректор ты, а не Вектор, – зло засмеялся Арбузов. – Вот кто ты есть сейчас.

И с этими словами он переставил транспарант в сторону, открыв то, что он на самом деле скрывал. Вектор пошатнулся от неожиданности.

На стене висело большое зеркало, по-видимому, бывшее когда-то частью стоявшего в комнате шкафа. Но зеркалом его можно было назвать с большей натяжкой. Оно все было покрыто мелкой россыпью трещинок и на нем нельзя было найти ни одного квадратного сантиметра целого стеклышка. Как это было сделано, Вектор не понял, но это занимало его меньше всего. В этом зеркале он видел себя, вернее, нечто, неуловимым образом похожее на него, поскольку каждый микроскопический осколок отражал какую-то его часть – такую же микроскопическую, в целом создавая жуткое месиво, завораживающее и пугающее. Обалдевший взгляд Вектора метался по этой фантастической картине, на мгновение выхватывая из общей какофонии какую-то знакомую частичку себя: вот мелькнула кисть руки, раздробленная в светлое осколочное пятно, вот блеснули очки футуристическим абрисом, вот проявилось и тут же исчезло что-то знакомое, но совершенно не поддающееся идентификации.

– Это и есть ты – здесь и сейчас, – торжественно грохотал Арбузов, возвращаясь к своему табурету. – Вот твои одежды, в которые тебя нарядили, и которые ты сам себе выбрал. А вот, кто ты есть на самом деле.

И с этими словами Арбузов схватил со стола пустую бутылку и изо всех сил швырнул через всю комнату в чудовище, мерцавшее в зеркале. Вектор вздрогнул. Миллионом искр стекло обрушилось вниз и там, где только что переливался невероятный портрет Вектора, застыл серый бесстрастный прямоугольник. Это было страшно. Вектор сорвался с места, схватил в охапку свое пальто с распухшим от бутылки карманом и шапку, и бросился к двери. Ему вдогонку несся опустошающий хохот Арбузова.