Книга представляла собой штук двадцать обыкновенных листов, какие используют в конторах, пробитых по краю дыроколом, и связанными между собой продетой в дырочки нелепой черной ленточкой. В статьях и байках листы скреплялись то стальной скобкой в углу, то сшивались ниткой, то вообще никак не были соединены, и лента показалась здесь Вектору совершенно излишней и – более того – траурной. Листы были заполнены текстом только с одной стороны, отпечатанным то ли на очень хорошей машинке, то ли вообще набранной на компьютере, о которых Вектор только слышал, но ни разу не встречал в жизни. Каждый лист был пронумерован внизу: цифры шли по порядку, но начинались с 407 и заканчивались 427.
Где-то внизу гулко хлопнула дверь и Вектор, вздрогнув, накрыл Книгу «Огоньком». Послышавшиеся шаги протопали вниз, становясь все тише, бухнула дверь подъезда и снова наступила тишина. Вектор глубоко и прерывисто вздохнул, унимая дрожь в руках, сдвинул «Огонек» в сторону и, перебирая страницы, торопливо пробегал их глазами, выхватывая из текста отдельные фразы, и двигался дальше. Когда он, таким образом, пролистал половину, внизу опять бухнула дверь подъезда и по лестнице разнеслись шаги и голоса. Вектор трясущимися руками запихнул Книгу в середину «Огонька», свернул его в трубочку и на подгибающихся ногах стал подниматься дальше, вспоминая, какая дверь ему нужна. Он уже сомневался, стоит ли ему идти к этому Арбузову, но шум голосов снизу продолжал безотчетно гнать его дальше, пока он не остановился у двери с табличкой «23». Рядом на стене располагались один под другим несколько кнопок звонков с табличками, на которых разными чернилами и почерками были написаны, нацарапаны и выведены фамилии жильцов.
Шаги и голоса внизу смолкли, утонув в грохоте захлопываемой этажом ниже двери, и лестницу опять заполнила тишина. Постояв немного и прислушиваясь к ударам собственного сердца, Вектор решил: «Будь что будет», и нажал на кнопку, напротив которой на табличке значилось остро и угловато выведенное «Арбузов». Звонка Вектор не услышал, но по собственному опыту проживания в коммуналке знал, что это ничего не значит, и стал ждать. Через некоторое время стук его сердца слился с чьими-то шагами, раздавшимися за дверью, затем с замком повозились и, ограниченная цепью, дверь открылась. Вектор пошарил глазами по щели, но ничего не увидел.
– Чего надо? – раздался ниже того места, куда смотрел Вектор, глухой и мощный бас. Вектор вздрогнул и увидел глаз, сверливший его сквозь стекло очков.
– Вы Арбузов? – внутренне надеясь, что ошибается, произнес Вектор.
– Ну? – не давая ни шанса к отступлению, прогудел голос. Вектор растерялся, не зная, что говорить дальше. Он вспомнил о листке из записной книжки подмосковного рыболова, и отчего-то надеясь, что она сейчас поможет, полез за ней в карман пальто. Он машинально вынул бутылку, переложил ее в другую руку, сжимавшую «Огонек» и стал шарить по карману, как вдруг дверь захлопнулась. Послышалось звяканье цепочки, дверь снова распахнулась во всю ширь, и Вектор увидел оба глаза Арбузова, глядевшие на поллитровку у него в руке. Потом он взглянул на Вектора и сказал, разнося по лестнице эхо:
– Заходи, чего встал.
По пустому полутемному коридору Вектор попал в комнату с двумя окнами, глядевшими на обрезанные верхушки тополей.
Арбузов оказался невысоким, расширяющимся в стороны человеком с абсолютно лысым черепом. Возраст определению не поддавался: ему можно было дать лет 60, но Вектор не удивился бы, если б узнал, что Арбузову под сорок. Брови хозяина были скрыты крупными, почти как у Вектора очками в мощной оправе. Сразу под ними обнаруживался большой грушевидный нос спелого цвета, обеими ноздрями широко обозначая свое завоеванное пространство на лице. Губы, не желая уступать нависающему над ними носу, тоже по-своему громко заявляли о себе: нижняя губа была прямо пропорциональна носу, и к тому же сильно выступала вперед, свешиваясь к подбородку, и придавая лицу Арбузова такое выражение, будто он только что брюзгливо и с чувством послал всех в радиусе ста метров по известному общероссийскому адресу.
Хотя комната у Арбузова и была большой, мебели в ней почти не было. Потенциальных гостей, которых, видимо, у Арбузова никогда не водилось, справа от двери встречал кусок большого транспаранта, прислоненный к стене. На натянутой на деревянную раму красной ткани белой краской была написана часть лозунга «сдадим в срок», очень идущая этому жилищу. Пустое пространство, усиливаемое отсутствием занавесок на окнах, пытались героически заполнить собой большой шкаф, на котором когда-то было не менее большое зеркало, бесхитростная железная кровать с продавленной сеткой и круглый стол, многократно чем-то залитый, охраняемый двумя табуретами по бокам. С потолка неуверенно и одиноко свешивалась лампочка без всяких декоративных излишеств.